Онлайн книга «Два бойца (сборник)»
|
– К воздыханцам отошел… Совратился… – К кому? – Секта такая тут у нас… – Не слыхал. Вроде евангелистов, что ли? – Таинства отрицают, ваше преосвященство. Крещение. Брак. – Даже и брак? А как же без брака? Отец Федор окончательно растерялся и замолчал. Балалаечник с удовольствием прохрипел: – А просто, ваше преосвященство: спи с бабой – и все. Епископ покачал головой: – Скажи пожалуйста, модники какие! Потом вздохнул и, оглядывая мощную фигуру повара, сказал: – Однако разнесло тебя, Миша. – Лета подошли, ваше преосвященство, сказал толстяк тоненьким виноватым голосом. – Лета не причина, Михаил. Смотри на отца Федора. Он не моложе тебя. – Он у нас печеночник, ваше преосвященство, – прохрипел балалаечник, – к бутылке чересчур прикладывается. – Ну, ну, – сказал епископ снисходительно, – я зову вас не к аскетическому подвигу, но – к разумному воздержанию. Не распускайте плоть. Воздерживайтесь от толстотрапезных угощений. – Без соизволенья божьего и волос с головы не упадет, – сказал Неделин с чувством. Владыка посмотрел на него внимательно и заметил как бы между прочим: – Чрезмерное упование на милость божью – грех. И двинулся в толпу богомолок, раздавая направо и налево благословения. Отец Федор рванулся за ним, но его осторожно удержал за локоть крупный мужчина в кургузом пестром пиджачке и разношенных валенках. У него было длинное лицо доброй лошади. – Ну, как дельце мое, батюшка? – спросил он густым басом. – Изволили разобраться? – Пекусь, пекусь о тебе, Иван Кузьмич, – сказал отец Федор нетерпеливо и поспешил за епископом. – Печешься, чтоб тебя припекло на том свете, – прогудел Иван Кузьмич ему вслед. И втерся в толпу, стараясь приблизиться к епископу. – Это кто? – спросил я Неделина. Он нахмурился: – Мамонтюк некто. Трепло сквернословное. Уже однажды постановлением общины запретили ему посещение храма. – За что? – За непочтение к сану. Обложил батюшку грубома-терными словами. Епископ стоял у церковной ограды. – Как дивно сохранилось все, – говорил он, – и эти романские полуколонны, и эти наивные жгутики на фризе, и это могучее дерево… А источник бьет? – Бьет, ваше преосвященство, – радостно ответил отец Федор, – в колодезь его отвели. – Вкусна вода, игриста. Без сомнения, в ней есть целебность. Ну-ка побалуйте меня стаканчиком по старой памяти. Священник беспомощно оглянулся. Бухгалтер, повар и балалаечник молчали. – Ну что же вы? – нетерпеливо сказал владыка. Неделин решился: – Мы с того дня из этого колодца не пользуемся, ваше преосвященство. – С какого такого дня? – С того самого, как отец Арсений утоп. Епископ начал понимать: – Значит, он… – Точно, ваше преосвященство. Из Заречья с поминок возвращался. Присел отдохнуть на сруб колодца. Ну, значит, и того… – Бултых! – вдруг сказал балалаечник. – Царство ему небесное! – перекрестился Неделин. – Хороший был человек, кроткий прямо до святости. – Вот только… – сказал балалаечник и остановился. Друзья с опасением покосились на его сморщенное лицо старой, умной, злой бабы. – Вот только этот российский порок, – продолжал балалаечник, уставившись на отца Федора, – винопийство. – Плохие слуги у господа бога нашего, – холодно сказал епископ. Войдя в церковный дворик, он остановился. За левым крылом собора, немного отступя от него, стояла звонница. Она хорошо была мне известна по рисункам в разных историях искусств – прелестная воздушная арка на двух стройных станинах. Сейчас на нее был нахлобучен шлем из кровельного железа. От звонницы к собору вела новая пристройка – дощатый, грубо сколоченный коридор с мелкими стеклянными оконцами. – А это что за новости? – поразился епископ. Не замечая гневных блесток в его глазах, повар радостно сказал: – Это мы недавно притвор соорудили. – Какой же это притвор? Попросту безобразный тамбур, как на постоялых дворах. Мало того, что звонницу испортили обстройкой, так еще какую-то пакость присудобили к этакой драгоценности! Какими же варварами надо быть, – прости мне, господи, мое ожесточение, – чтобы к золоту припаять медяшку! Преосвященный опустил голову, коснулся перстами панагии, драгоценно блиставшей на груди его, и неслышно зашептал, видимо, делал усилие смирить себя. И действительно, когда он поднял голову, на лице его был покой. Но ненадолго. – В церковной ограде! – вскричал он. Следуя за его негодующим взглядом, я увидел в углу двора свежерубленую уборную с буквами «М» и «Ж» и трубами для устремления вони к небу. Повар испуганно молчал. Бухгалтер поник головой. Балалаечник храбро прохрипел: – Плоть требует, ваше преосвященство. Владыка сверкнул очами и произнес: – Срам! Каким же обманом выцарапали вы ассигновку на эту мерзость? – Ваше преосвященство, – сказал Неделин, убедительно прижимая руки к груди, – мы собственным иждивением возвели. – Так уж вы богаты! – сказал епископ язвительно. – Имеем кое-что. Епископ пожал плечами и переглянулся со спутником. Потом направился к храму своей несколько женственной походкой, странной для такого большого бородатого мужчины. Неделин шепнул мне с восторгом: – Высокая душа! Вслед за епископом, надевая на ходу высокую фиолетовую камилавку, похожую на перевернутое ведро, заспешил отец Федор. Я повернулся, чтобы пойти к реке. Неделин удержал меня: – Да вы литургию послушайте. Наш-то отец Федор даже «Деяния» толком прочесть не может. А проповедь? Несет не понять чего, лишь бы поскорее отделаться… А у владыки речь истовая, как колокольный звон. Слышали, как он нас давеча щунял? Высокого духа пастырь! У паперти произошла небольшая заминка. Чей-то женский голос восклицал: – Пустите меня! Я владыке скажу! Балалаечник и повар спинами отжимали какую-то старушку. Епископ остановил их. Старушка низко поклонилась ему: |