Книга На кресах всходних, страница 78 – Михаил Попов

— Что будем делать? — спросили те самые взрослые мужики у Витольда, собравшись в его большой землянке (еще совсем сырой, с сыплющимся сверху песком) под зацепленной за сосновый корень керосиновой лампой.

Витольд сидел за дальним концом длинного, остро пахнущего смолой соснового стола, по бокам Донат, Тарас и Михась. Порхневичская молодежь — Анатоль, Зенон, сыновья Тараса, Ясь и Колька тихий, сыновья Доната, — уселась на соломе у входа.

Все знали, что пан староста собрал все наличное деревенское огнестрельное вооружение и схоронил в особом месте, подальше от глаз и рук, и это никого не возмущало, азарта повоевать ни у кого пока не обнаруживалось. За сожженное добро и дома было горько, но сильнее пока был страх от ужасного вида работы немецкой карательной машины. И потом — всякое оружие пресекала любая предыдущая власть — и царь, и пан, и комиссар, так что и самих военных игрушек в Порхневичах почти не скопилось, кроме нескольких охотничьих стволов; да и в характере жителей не образовалось никакой тяги к владению убийственным железом.

— Ничего не будем делать, — ответил Витольд, потом, правда, поправился и объяснил: — Будем окапываться на жительство тут, в лесу, потому что соваться на пепелище опасно. Немцы не идиоты, они поняли, что спалили пустую веску, а значит, работа не доделана. Могут вернуться. Не обязательно, но могут. Особенно когда до них дойдет, что жители вернулись, обустраиваются, тогда уж точно пришлют повторную команду. Будем сидеть здесь и таиться — такая наша теперь работа.

Мужики молчали, понурившись, — роль им предстояла совсем не героическая, но в общем-то по характеру: если враждебную силу нельзя перебороть, ее можно попытаться перетерпеть. На том и стоял, и укреплялся характер белоруса последнюю тысячу лет. Про это сидевшие в сырой землянке мужики не думали, они вздыхали, привыкая к мысли, что ситуация хоть и ухудшилась, но осталась в общем-то привычной.

Витольд сказал, что наперво надо сделать вот что: любой ценой избавиться от матерей с грудными и от лежачих стариков — всем соображать про близко живущих родственников, сватов, кумовей и просто хороших людей — пусть возьмут кого-то. Времена тяжкие, но сердце-то в человеке должно какое-то оставаться.

— Всем думать-искать.

Теперь про само устройство жизни.

— Общий котел, — сразу заявил Витольд. — Потому что если каждая семейка станет кашеварить для себя, то и дыму будет больше, и продукты будут уходить многими ручьями. Да еще припрятывать начнут, да и другого свинства можно ждать. Здесь, на пятаке, что перед «избой» старосты, надо сбить навес и поставить столы и лавы, тут и до воды ближе. Котел возьмем у Михальчика.

Заахал, захлопал рыжими веками мосластый Иван, но возразить было нечего.

— Я свою бульбу и крупу уже всю снес на общий склад, — сказал Витольд.

— А кладовщиком будет Тарас? — ехидно уточнил Саванец.

— Нет, — спокойно ответил Витольд, — ключи от того замка будут у тебя, Саша.

Иван Цыдик резко повернулся к новому кладовщику, прыщи на его лбу вспотели, ему тоже хотелось ключей.

— Так Саванец сопрет все сало!

Репутация у Саванца была на деревне такая, что слова эти не воспринимались незаслуженным оскорблением. На это Витольд сообщил:

— Если сопрет, я его застрелю.

В голосе не было никакой двусмысленности. Возникало только сомнение: а как же оружие, ведь оно под замком?

— У меня будет пистолет. Один. Еще от отца наган. У меня будет ствол и ключи от всех остальных стрельб.

Никто не возразил. Один наган в одних руках — это понятно, власть должна иметь что-то за душой, чтобы слушались.

— А скотина? — поинтересовался Гордиевский.

Решено было свиней резать — кормить нечем, а если недокармливать — все равно терять и корм, и мясо.

Иван Цыдик заметил, что подходящие для забоя свиньи уж по большей части побиты и осмолены месяц назад, остались… Витольд настоял: резать.

— Или сдохнут.

А коровы?

Пока есть возможность — кормить. Стожки стоят и на лугу вдоль речки и на дальнем конце вески. Снегом их присыпало, случайному человеку и не видно.

Медленно, но постепенно соглашались: да, продумано изрядно, и возразить пока нечего. Только Вася Стрельчик тер кулаками кустистые, буйные брови, у него у последнего еще оставалось желание другого плана на будущее.

— А если, однако же, выйти попробовать? Времяночку там… Я ночью бегал, у меня там две стены, и кирпичи есть, можно углом так… Своя хата все ж…

Стрельчиково гнездо пострадало меньше прочих, это вызывало не радость за соседа, а досаду. Сахоней дом пощадили за Мироново полицейство, а с тобой почему так обошлись? жгли вроде внимательно. Говорят, что там даже на погребе замок не тронут. Или то наново навешенный?

Витольд поглядел на него сочувственно:

— Я уже говорил, да ты не слышал: они вернутся, если мы сейчас выползем из лесу и станем устраиваться на пепелище. Они вернутся, и тогда, кто знает, захотят и лес поблизости прочесать. Всех подведешь.

Стрельчик согласился и не согласился:

— Понимаю. Так что же, и сунуться туда нельзя? Даже ночью? Там же припас, да и добра осталось…

— Все, что будет добыто оттуда, сразу под общий замок. Если мы здесь все объединили, то и тамошнее общее.

— Как же, если в моем погребе?! — искренне возмутился Стрельчик.

Остальные молчали. Ситуация была непростая. Про общий котел здесь, в лесу, им было ясно, смирились, но обобществлять к тому же и риск, и удачу, и тайные схованки казалось им пока делом не вполне ясным. Кто-то полезет на пепелище, откопает там — и что же, опять делить на всех? У кого-то вообще один пепел остался. И если он поползет туда ночью, то ведь станет рыться в чужом погребе. Всякий ли позволит!

Витольд сказал: добывать только со своего двора, остальное — мародерство. Стрельчик почему-то решил, что начальство теперь на его стороне, и завел речь о том, что страшные немцы с огнеметами не вернутся. Их небось уже далеко услали, жечь-то приходится немало — то там, то там, — а в Гуриновичи прислали трех литовцев из-под Ошмян. Куда они полезут — ничего ж тут не знают, сами всего боятся. Он, Стрельчик, берется с ними, может быть, даже и переброситься словом: нам тут вместе в лесу и около леса сидеть, можно договориться по-тихому.

— Откуда знаешь про литовцев?

Это и всех остальных заинтересовало.

Стрельчик мрачно замкнулся. Ему очень не хотелось открываться, прямо очень.

— Ладно, — сказал Витольд, — ты один останься, вы идите.

Медленно, разминая забрякшие от неудобного сидения ноги, вожаки лесного племени выбрались на площадку перед землянкой. Правильно, говорили, Витольд придумал, здесь удобнее всего ставить навес, а вон там котел. Самогонщик подтвердил: там лучше всего — когда он думал о расширении дела, еще при поляках, он именно между теми валунами и определял место для себя.