
Онлайн книга «На секретной службе Его Величества. История Сыскной полиции»
Но будущее чревато событиями — и последующие дела заслонили на время историю этого розыска, но теперь, найдя в своих бумагах пожелтевший листе моим донесением графу Шувалову, я с удовольствием вспомнил о нем. 13 июня 1859 года по Выборгскому шоссе в трех верстах от Петербурга был найден труп с признаками насильственной смерти, а следом за этим, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое, на даче известного немца-купца, подле самой заставы, через открытое окно была похищена разная одежда: два летних мужских пальто, брюки, полусапожки, шляпа, зонтик и дамское серое пальто. Граф Шувалов, по получении о том извещения, изволил оба эти дела поручить мне для расследования и розыска преступников. Я тотчас отправился на место преступлений. Сначала к убитому. По Выборгской дороге, совсем недалеко от Петербурга, сейчас же у канавки лежал еще труп убитого. Он лежал на боку, голова проломлена, так что среди сгустков крови виднелся мозг и торчали черепные кости. Убитый был без сапог, в красном гарусном шарфе и серой чуйке поверх жилета со стеклянными пуговицами. По виду это был типичный чухонец. Я стал производить внимательный осмотр. Шагах в пяти у края дороги на камне виделись несомненные следы крови; черная полоса тянулась до самого места нахождения трупа. Оглядевшись еще немного, я нашел на дне канавки топор, на обухе которого вместе с кровью приклеился пук волос, и — опять подле камня — дешевую корешковую трубку. После этих находок и осмотра мне ясно представилась картина убийства: чухонец мирно сидел на камне и, может быть, курил трубку, когда к нему подкрался убийца и нанес смертельные удары… своим или его топором? Вероятно, его, решил я, потому что иначе убийца унес бы топор с собой, дорожа все-таки вещью и боясь оставить улику. После этого я отправился на дачу купца. Это была богатая дача с огромным садом, подле Выборгской заставы. На дорогу выходил сад, окруженный невысоким забором, вдоль него тянулась дорожка к крыльцу дачи, которая была выстроена в глубине сада, выходя только одним боком на двор. Я вошел и вызвал хозяев. Хозяевами оказались толстый немец и молодая тоненькая немка. — А, это вы! — заговорил тотчас немец, вынимая изо рта сигару. — Ошень рад! Находите наш вещи!.. — 0,да! — пропела и тоненькая немка. — Найдите наши вещи! — Приложу все усилия, — отвечал я. — Будьте добры показать мне теперь, откуда была произведена кража. — Просим пожалста! — сказал немец. — Тут, сюда! Я прошел следом за ними в большую комнату с верандой, выходившей в сад. — Вот, — объяснил немец, — здесь лежал мой пальто и ее пальто и ее зонтик, короший с кружевом зонтик, а тут, — он открыл дверь в маленькую комнату, ведшую в спальню, и показал на диван, — лежал мой теплый пальто и были ее сапожки и мои… понимаете! — Он подмигнул мне и показал на брюки, а его немка стыдливо потупилась. — И все украл! Сто рублей! Больше! Ее пальто стоил мне шестьдесят рублей, и она носиль его только три года. — Вы не можете ни на кого указать? — Нет! У нас честный служанка, честный дворник! Вор входил в окошко. Сюда. Он снова вернулся в большую комнату и указал на окно. Я выглянул из него. Оно было аршина на два от земли, но доступ к нему облегчался настилкою веранды, которая подходила под самое окошко. Я перекинул ноги, очутился на веранде и спустился в сад, тщательно осматривая его, причем со мною оказались и хозяева, и дворник, и старая немка-служанка. И поиски мои сразу увенчались успехом. У самого забора, под кустами, я нашел брошенную серую солдатскую шинель. Я схватил ее и тотчас стал обыскивать и за обшлагом рукава почти сразу нашел бумагу. Это оказался паспорт на имя финляндского уроженца Израеля Кейтонена. Больше я ничего не нашел, но и этого для меня оказалось вполне достаточно. Я попросил подробно описать мне украденные вещи, потом распрощался с немцами, сказал, что тотчас извещу их, едва найду что-то, и отправился назад, к убитому, которого уже перевезли по моему указанию в Красное Село. Приехав туда, я, никому ничего не объясняя, зашел по очереди во все кабаки и постоялые дворы, спрашивая, не видел ли кто Кейтонена. — Третьего дня у меня работал, — сказал мне наконец один из зажиточных крестьян, — дрова колол. А тебе на что? — А вот сейчас узнаешь, — ответил я и повел его к трупу. Крестьянин тотчас признал в убитом Кейтонена, работавшего у него. Я лично и не сомневался в этом. Первый шаг был сделан: личность убитого выяснена. Я поехал домой. Солдатская шинель и в рукаве ее паспорт убитого. Несомненно, хозяин этой шинели овладел паспортом убитого, а следовательно, он и совершил это убийство. Несомненно, тот же человек совершил и кражу. Кем же он может быть? Ясно как день, что солдат, и солдат беглый, которому форменная шинель только обуза. И вот, исходя из этих соображений, я тотчас начал свои поиски со справок во всех войсковых частях, находящихся в этом районе, и в тюрьмах — и на другой же день получил сообщение, что в ночь на 12-е число из этапной тюрьмы бежал арестант, рядовой Вологодского пехотного полка Григорий Иванов. Я немедленно отправился в Красносельскую тюрьму и взял сведения об этом Иванове. Для меня уже не было сомнения, что это он и убийца, и вор. Оказалось, что он раньше этой тюрьмы содержался в Петербургском тюремном замке под именем временно отпускного рядового Несвижского полка Силы Федотова и был задержан как вор и дезертир. В тот же день я был в тюремном замке, где меня отлично знали все служащие и многие из арестантов. — С чем пришли? О ком справляться? — радушно спросил меня смотритель. Я объяснил. — А! Этот гусь! Весьма возможно, что он. Разбойник чистый, поймали его за кражу. Он сказался Силой Федотовым; мы его уже хотели в Варшаву гнать, да один арестант признал за Иванова. Решили гнать в Вологду, а он, оказывается, из тюрьмы бежал. Формальный арестант. В наш разговор вмешался один из помощников смотрителя: — Ён, ваше благородие, кажись, вчера сюда приходил. Показалось мне так. Смотритель даже руками развел: — Врешь ты. Не может быть такого наглеца. — Я и сам так подумал, а то бы схватил. И был в статском весь. — А с кем виделся? — спросил я. — С Федькой Коноваловым. Ему через пять дней выпуск. Я кивнул головой: — Отлично. А не можешь ли ты, братец, припомнить, как он был одет? |