Онлайн книга «Отключай »
|
– Когда у тебя это вшивание? – Сегодня, – говорю я. – Сегодня? – А что тут такого? Если и не сегодня, так попрошу, чтобы сделали сегодня. Врач недовольна. Она этого не показывает, но я пытаюсь себе представить, что таится за ее поджатыми губами. – У тебя температура повышенная. Две недели перед вшиванием должно быть не больше тридцати четырех и трех десятых. – Она поднимает глаза на меня. – И в ускорителе не надо бы крутиться. Я молчу. Она листает мою карту. – У тебя возросла потребность в движении. Стараюсь сохранять спокойствие. Что там еще понаписано? – Надо бы давать тебе лекарства. – Да? – Подавляющие потребность двигаться. Она осматривает меня, лазером высвечивает глазное дно, просит высунуть язык, проверяет рефлексы медицинским молоточком. – Слишком возбудима, – говорит она, проведя им вдоль моего тела, отчего я невольно прогибаюсь. – Пульс неправильный. В состоянии покоя пятьдесят восемь ударов в минуту. Температура тридцать шесть и одна. – Она записывает. – Отложим операцию. Отложить… отложить… – бормочет она, потом говорит: – Откладывать операцию нельзя. Не рекомендуется. Смотрит в блокнот, там точно есть все сведения обо мне. Опять что-то пишет. – Мы можем предложить тебе стационар. – Стационар? – До операции. Разве что ты сможешь гарантировать… – Могу. Выпишите мне лекарства. Не надо стационара. Терапевт долго смотрит на меня. – И еще кое-что. – Она показывает на мое бедро, к которому ни за что не притронется. – Мышцы у тебя слишком развиты. – Я делаю приседания. Она что-то помечает. – Ускоритель не помогает? – Только в последний месяц. – Почему же ты мне не сказала, надо было сразу сказать. – Опять помечает. – Сколько времени ты посещаешь терапию? – Два месяца. Три. – Да, здесь записано, уже нашла. Ты говорила терапевту, что у тебя такая проблема? – Нет. – Почему? – Я тогда работала с другой проблемой. – Надо работать со всеми проблемами одновременно. Это называется дисперсной концентрацией. Если у человека есть одна проблема, значит, у него есть и другие. Если у человека есть одна проблема, значит, у него есть и другие. – Другая твоя проблема разрешилась? – Да, – говорю я. Терапевт смотрит на меня. Неужели поняла, что я пытаюсь ее обмануть? – Ты знаешь, что с твоим голосом кое-что произошло? – Что произошло? – У меня мурашки бегут по телу. – Тембр слишком сильно меняется, генерируются эмоции. У нас ведь нейтральный разговор, как тебе кажется? – Что? – Это ведь деловой разговор? – Да. – Ты чем-то обеспокоена? – Нет. – Знаешь, сколько раз у тебя изменился голос за время разговора? И знать не хочу, как эти роботы или микросхемы фиксируют изменения моего голоса, удары сердца, в зависимости от этого устанавливая, нормальна ли я. Потом она говорит: – Когда одна проблема исчезает, чаще всего исчезают и другие. Я молчу. – Вшивание через десять дней. До того – стационар. Я еле отпросилась. С большим трудом. Она, наверное, почувствовала, что перед ней сидит настоящая нарушительница системы. Когда я уходила, она еще сказала, что язык у меня красноватый. Слишком яркий. Сжимаю в горсти список лекарств и упаковку таблеток. Одну таблетку она меня заставила принять у нее на глазах. Внизу меня ждет Мантас. – Слава богу, – громко говорит он. Впервые. В системе мы имени бога не упоминаем. Только блокноты. – Слава богу, – повторяет он. * * * Во сне мы целуемся. Как ненормальные. Странно, потому что, когда я не сплю, настроение совсем не то. Мозги гудят, как холодильник: «Опасность… опасность… надо что-то делать… делать». И поцелуй с Мантасом исчезает, едва я поднимаю голову с кресла. Мама знает, что меня через десять дней прооперируют. Завтра мы с ней встречаемся. Ура. Наконец я ее уговорила. Может, и ей что-то заменили? Почему она так неспешно отзывается? Но лучше уж иметь родителей-полуроботов, чем никого. В самом деле? А как же Мантас? Как он, у которого никого нет, себя чувствует? Мы об этом не говорили. Мы много о чем не говорили. Мне надо учиться концентрироваться дисперсно, на многих предметах одновременно. Сейчас я сосредоточена только на трех. Вшивание. Мама. Дана. Вшивание. Мама. Дана. Стою у двери Даны. Ее и сегодня нет. Рита снова внимательно меня разглядывает. Это мое посещение, наверное, тоже дополнит мой анамнез. Подожду и приду снова. Дана, вернись. Вернись с памятью, такая, какая есть. Пинаю камешек. Сажусь на лавку и открываю блокнот. Там друзья играют в загадки. Кто отключен двадцать три часа в сутки? Улыбаюсь: все меня склоняют. Кто меняет глаза, будто хамелеон? Ала, Зита, Вита… Постой, постой, кто еще отключен двадцать три часа в сутки? Передо мной бежит список имен… Ого, даже несколько десятков имен. Как знать, может, среди них есть и тот, кто посоветовал новому Алиному Рокасу все делать медленнее. Ничего не выйдет. Так я его не найду. И я не могу найти Итру. Вхожу в Инин аккаунт, вижу, что зеленый не горит. Не горит примерно с тех пор, как не стало Ины. Набираю имя и фамилию: Итра XXHHZX. Не найден. Не найден. Внезапно раздается шум, и передо мной как в сказке появляется Мантас. Вижу его в телефоне. Сидит в двухместном самолетике. – Иди ты!.. – Я даже привстала. Из-за таких воздух еще сильнее загрязнен. Хотя и объявлено, что лазерные лучи трудятся в несколько сотен раз эффективнее деревьев, которые мы уничтожили. – Это мой. – Твой? – Сам построил. – И куда ты на нем полетишь? – Без тебя – никуда. До чего литературно. Пытаюсь себе представить, как втиснусь рядом с ним в маленькую кабину. От этой мысли кожа начинает гореть, словно ошпаренная. Нет, не хочу там сидеть. – Без Даны я не полечу. – Там хватит места и для Даны, и для Итры. Для Итры, которого мы не нашли. Для Даны, которая, возможно, потеряла память. Спаситель мира. – Ты спасешь меня? |