Онлайн книга «История ворона»
|
А когда флейта продолжает свою песнь, я слышу, как кто-то тихо напевает строки из «Тамерлана»: «Нет речи у меня, – такой, чтоб выразить всю прелесть милой…» – Сегодня я писать не буду! Нельзя, – говорю я, обращаясь к шторам, скрывающим дверь в галерею. Нет речи у меня, – такой, чтоб выразить всю прелесть милой; с ее волшебной красотой слова померятся ли силой? Закрываю лицо руками. Нет, сегодня ни в коем случае нельзя сочинять. Голос Линор просачивается в комнату сквозь замочную скважину двери, ведущей в галерею. – Покажи. Меня. Миру… Огоньки ламп, заключенные в узорчатое стекло, вспыхивают с новой силой, осветив мою комнату вдвое ярче, чем обычно. Теперь с улицы слышится мелодия гитары, к которой вдруг – и сам в толк не возьму, как такое возможно! – присоединяется матушкин голос, звучащий насыщенно и мощно: – Подойди, отдохни здесь со мною, мой израненный, бедный олень. Пусть твои от тебя отшатнулись, здесь найдешь ты желанную сень. Здесь всегда ты увидишь улыбку, над которой не властна гроза, И к тебе обращенные с лаской неизменно родные глаза! Я вскакиваю с постели, терзаемый сомнениями, стоит ли поддаваться творческому искушению?! Нет, нельзя, ни в коем случае! Или можно? По словам отца, «Никто еще не умирал от того, что загубил свою музу». О нет, дорогой отец, вы совершенно не понимаете: настоящему творцу без своей музы никак не выжить! Набрасываю фрак на рубашку и сую ноги в башмаки. Дабы забаррикадировать дверь в коридор, которую, увы, нельзя запереть на ключ, я беру стул, стоявший у письменного стола, и устанавливаю его между шпингалетом и полом. Матушка всё продолжает под аккомпанемент гитары своим нежным контральто выводить строки стихотворения «Подойди, отдохни здесь со мною». Гитарные трели ласкают мне слух. В жизни не слыхивал столь радостной и прекрасной мелодии. Из-под штор пробивается яркий свет. Меня ждут красота и любовь! Я раздвигаю шторы и вижу Линор, моего крылатого мрачного ангела. Она играет на золотистой гитаре, возникшей как будто из ниоткуда, прислонившись спиной к белой деревянной колонне. Ее голову венчает моя шляпа, которая слегка съехала набок, а взгляд наполняется безграничным теплом, стоит ей только меня увидеть. Такое чувство, будто внутри у Линор горит сотня невидимых свечей. – Будь осторожнее! – предупреждаю я, открыв дверь в галерею. – Совсем недавно Джон Аллан ворвался ко мне в спальню с мушкетом наперевес, намереваясь убить тебя! А половину твоего портрета швырнул в камин. Ни на миг не сбиваясь с мелодии, Линор указывает мне взглядом на дыру, прожженную в ткани ее юбки. Дыра эта с загнутыми вовнутрь краями формой напоминает ворона и источает запах жженой ткани. Из-под бахромящихся ниток выглядывают колени, обтянутые высокими чулками. Матушкина песнь вдруг обрывается. Линор ударяет по струнам и начинает играть другую мелодию – совсем недавно выводимую флейтой. – Давай вернемся к концовке «Тамерлана» и перепишем ее, – предлагает она. Делаю шаг в галерею. – Сегодня мне никак нельзя писать. – Нам нужна строфа, которая начинается с «Я в дом родной вернулся…» и повествует о возвращении героя из путешествия за славой и властью. Я подхожу к перилам, и внутри у меня всё сжимается, ведь внизу я не вижу ни пустынь, ни речных долин Трансоксианы – родного края моего героя. Зато вижу величественный холл «Молдавии». В этих печальных стенах, украшенных цветочными орнаментами, я замечаю точную копию самого себя в черном фраке и полосатых брюках. Вижу, как эта копия обнимает матушку у входной двери, в точности повторяя сцену моего возвращения из Шарлоттсвилля. Неподалеку от этой фигурки лежат мой чемодан и писательский ящичек. Карманы у моей копии вывернуты наизнанку, в них нет ни гроша. Отец недовольно кивает на нас с матушкой и тяжело поднимается по ступенькам красного дерева, ведущим на ту самую галерею, где стою настоящий я и где умело перебирает гитарные струны моя муза. Каждый такт она отбивает ногой, и этот топот напоминает стук сердца. – Пришел домой. Но был мой дом чужим… – начинаю я и хватаю Линор за локоть, когда отец подходит ближе. Линор играет всё громче. Тем временем моя копия вырывается из матушкиных объятий, оборачивается к отцу и начинает петь под ритм гитары Линор: Пришел домой. Но был мой дом Чужим, он стал давно таким. Забвенье дверь покрыло мхом, Но вслед чужим шагам моим С порога голос прозвучал
[28]… Отец преодолевает еще несколько ступенек, и наши взгляды встречаются. Я торопливо утаскиваю Линор к себе в комнату, закрываю дверь, защелкиваю шпингалет. – Запиши их, – требует Линор, продолжая перебирать струны – она явно имеет в виду первые строки строфы. Неожиданно подсвечник, стоящий у меня на столе, оживает и вспыхивает яркими огоньками. – Отец у себя и внимательно прислушивается к каждому звуку, – отвечаю я, беспокойно косясь на свою забаррикадированную дверь. – Писать сегодня никак нельзя. У книжного шкафа вспыхивает новый канделябр, осветив кожаные переплеты зачитанных томиков, и рядом с книгами вдруг появляется матушка. Прижав руки к груди, она поет: Только в том ты любовь и узнаешь, что она неизменна всегда, В лучезарных восторгах и в муках, в торжестве и под гнетом стыда. Ты была ли виновна, не знаю, и своей ли, чужой ли виной, Я люблю тебя, слышишь, всем сердцем, всю, какая ты здесь, предо мной. Стараясь двигаться как можно тише, подхожу к своему столу и открываю латунную чернильницу. В воздухе разливается аромат поэзии. Линор вновь ударяет по струнам и поет: Пришел домой. Но был мой дом Чужим, он стал давно таким. Забвенье дверь покрыло мхом, Но вслед чужим шагам моим С порога голос прозвучал… Достаю из писательского ящичка черновик «Тамерлана». Мой стул по-прежнему подпирает дверь, так что приходится стоять на ногах. Склонившись к бумаге, я добавляю своим петлистым почерком в рукопись пять новых строк. Пришел домой. Но был мой дом Чужим, он стал давно таким. Забвенье дверь покрыло мхом, Но вслед чужим шагам моим С порога голос прозвучал… Последнюю «л» я украшаю маленьким завитком. |