Книга Бремя идолов, страница 31 – Чингиз Абдуллаев

— Не хотела. Ни того, ни другого, — рассудительно ответила Света. — Если дети у меня и будут, то не хочу я исключительных. Путь будут нормальные здоровые дети. Других не желаю.

— Почему? Это так здорово — быть матерью известного человека.

Представляешь? Все говорят, что твой сын гений! Это же здорово!

— Фантазерка ты, Римма, — добродушно заметила Света. — Что в этом хорошего? У гениев жизнь всегда тяжелая. У кого из них легкая жизнь была, назови хоть одного. Толстой из дома ушел, всю жизнь мучился. Чехов в сорок с небольшим умер, от чахотки, говорят, плакал по ночам, когда жена не приезжала.

По гастролям моталась. Достоевский вообще эпилептиком был, в карты все проигрывал. Безумный Ван Гог ухо себе отрезал, голодал, Бетховен почти оглох, Рембрандт в нищете умер, да и все остальные плохо кончали. Нет уж, пусть ребенок растет нормальным и здоровым. А гении пусть у других женщин рождаются.

— Эх ты! — махнула рукой Римма, — а еще культурой руководишь. Как же ты не понимаешь, что такие люди историю двигают. Что без них у нас жизнь была бы тусклая и бедная.

— Понимаю. Все понимаю. Но ты спрашиваешь, хочу ли я родить гения. А я тебе говорю: не хочу. И никакая нормальная мать не захочет. Они все с комплексами, по жизни неполноценные какие-то. Словно природа мстит им за гениальность. Многие умирают молодыми, иные спиваются, стреляются, уходят из дома. В общем, жизнь у них тяжелая. А после смерти, глядишь, кто-то опомнится и говорит: мы же гения потеряли! И сразу начинают вспоминать, какой необычный человек был. Нет, Римма, я уж без гения обойдусь в своей семье.

Римма решила переменить тему:

— Давай еще раз позвоним Вадиму и будем собираться в Подольск. Останемся живыми, вот тогда и решим, кого нам рожать. Может, мы с тобой тоже переедем в Подольск.

Римма подошла к телефону и набрала номер «Коммерц-журнала», где работал Вадим. Ответила какая-то сотрудница журнала.

— Римма Кривцова, из газеты «Новое время», хочу поговорить с Вадимом, — представилась она.

— Его нет и вряд ли будет в ближайшее время.

— Почему?

— Он в больнице.

— Где? — она сжала трубку с такой силой, что пальцы побелели.

Света испуганно взглянула на нее.

— Он в больнице, — подтвердила женщина, — у него сломаны рука и два ребра.

— Как это случилось? — закричала Римма. — Где, когда?

— Девушка, не мешайте работать. Если вы его знакомая, можете поехать к нему в больницу. Если нет, позвоните завтра, я вам все подробно расскажу.

Сейчас мне очень некогда.

— В какой он больнице?

— У Склифосовского. Тридцать четвертая палата.

— Что с ним случилось? Поймите, мне очень нужно знать. Скажите два слова.

— Мы пока не в курсе. Говорят, что неизвестные хулиганы напали на него, избили и отобрали сумку. Вот и все.

— Отобрали сумку, — растерянно повторила Римма, — а магнитофон у него забрали?

— Какой магнитофон? Больше пока ничего не знаем. Если хотите, можете сами навестить его в больнице.

— Да, конечно. До свидания.

— До свидания, — буркнула сотрудница журнала и положила трубку.

— Что случилось? — спросила Света. — На тебе лица нет!

— Вчера вечером на Вадима напали. Неизвестные избили его и отобрали сумку с вещами, — сквозь слезы сказала Римма. — Думаешь, случайно?

— Нет, — убежденно ответила Света. — Не случайно. Они его ждали. Это я во всем виновата. Он услышал, когда я говорила про Вадима. Это я, дура, во всем виновата…

— Успокойся, — одернула ее Римма. — Тогда я виновата больше всех. Я дала ему магнитофон и подставила под бандитов. Давай поедем к нему. Может, что-нибудь узнаем. Там бандитов наверняка не будет. Они уже сделали свое черное дело.

— Какие бандиты? — с горечью сказала Света. — Это самые настоящие террористы и убийцы.

— Вот мы все и выясним там. Одевайся. В Подольск поедем после. Только давай позвоним Николаю Николаевичу и все расскажем.

— Звони, — согласилась Света.

Римма в который раз подошла к телефону. Набрала номер прямого телефона Главного, но тот не отвечал. Подождала минуту и положила трубку.

— Уже не отвечает, — сообщила она подруге.

— Поехали быстрее, — вскочила та. — Потом дозвонимся. Нужно узнать, что стало с пленкой. Если ее отобрали, тогда нужно срочно уезжать из Москвы. И не в Подольск, а куда-нибудь в Сибирь и спрятаться там лет на двадцать.

— Кончай паниковать, — прервала ее Римма. — Если пленка пропала, все равно пойдем в ФСБ. Я того типа по голосу узнаю. Да и второго я в лицо видела. Ничего страшного. Все им расскажем. Там тоже не дураки работают. Сразу все поймут.

Нужно было вообще не ждать, а сразу идти в ФСБ. Дура я, сама виновата, вчера весь день пленку искала. Нужно было бежать в ФСБ, а я испугалась, думала, что про меня там подумают. Мол, хочет себя выгородить, остаться работать в газете после своей хулиганской выходки. Побоялась, что не поверят. Все хотела пленку предъявить как доказательство. Вот и дождалась. У тебя деньги остались?

— Немного.

— У меня есть. Потом заставим Ник-Ника выплатить нам все деньги как потраченные на редакционное задание. Такую статью дадим, все ахнут. Пусть только попробует Глебов не напечатать. Я у него на столе лягу и не уйду, пока статья не пойдет в набор.

— Позвони ему еще раз, — предложила Света. — Или в приемную позвони.

Узнай, куда уехал Главный.

Римма снова подняла трубку. Набрала номер Виолы. Секунду-вторую она молчала, а потом заорала:

— Ты почему плачешь? Что случилось? Как погиб? Как это погиб? Я час назад с ним говорила по телефону? Как все случилось? Слушай, не плачь, объясни…

Света замерла, понимая, что случилось нечто невероятное. Римма опустила трубку. Лицо у нее было белого цвета. Она закусила губу.

— Что? — спросила Света с ужасом.

— Десять… минут назад… погиб Николай Николаевич, — сказала она заикаясь, дрожащим голосом. — Какой-то самосвал врезался в его машину. Водитель доставлен в больницу в бессознательном состоянии, он еще живой, а Глебов…

Она опустилась на стул и вдруг громко зарыдала.

— Это я… — говорила она, причитая и раскачиваясь, — это я во всем виновата. Это я…

Света хотела что-то сказать, но тяжкий ком застрял у нее в горле. Обе женщины понимали, что произошла трагедия. И произошла отчасти по их вине.