Книга Исход, страница 101 – Элизабет Говард

– Кто еще там будет? – спросила она, встревоженная и одновременно приятно взбудораженная предстоящей поездкой.

– Руп и Зоуи, моя сестра Рейчел, бедная старушка Фло – сестра Дюши, и Арчи Лестрейндж, давний друг Рупа и, в сущности, всей семьи. А еще – Тедди и Бернардин, которая, кажется, раньше там еще не бывала, так что если кто и будет чувствовать себя не в своей тарелке, то не ты, дорогая, а она.

– Слишком уж со многими предстоит увидеться впервые.

– Рупа и Зоуи ты уже знаешь.

– А Хью там будет?

Его лицо омрачилось.

– Нет. Он везет Уиллса кататься на лодке с друзьями.

Они выехали на машине вечером в пятницу. Всю дорогу лил дождь, а на последних милях вдруг выглянуло солнце, и вся свежая зелень лесов и полей засверкала, и колокольчики в рощах стали похожи на голубоватый древесный дым, стелющийся над землей. «Самое чудесное время года», – сказала она. В ее представлении деревня была неразрывно связана с холодом и одиночеством, теперь же она ехала вместе с Эдвардом знакомиться с его родными. И переживала минуты чистого, ничем не омраченного счастья.

Эдвард улыбнулся и положил ладонь ей на колено.

– Совсем не то что в былые времена, когда я отвозил тебя в коттедж к Айле, – заметил он, – правда, милая? Вот и замечательно. – В Тонбридже он остановился и потратил все их талоны на две коробки дорогого шоколада. – С фиолетовым и розовым кремом – для Дюши, – сказал он, – она их обожает, а трюфели – всем остальным.

Теперь они спускались с холма, между высоких откосов по обе стороны дороги и мимо леса справа от нее. Впереди справа появились белые ворота, в которые они и въехали.

Дом, разросшийся во все стороны, довольно старый и запущенный, оказался больше, чем она ожидала. Тщедушный человечек с ногами колесом вышел им навстречу и занялся их багажом.

– Добрый вечер, Тонбридж. Как миссис Тонбридж?

– Живет не жалуется, сэр, спасибо вам. Добрый вечер, мадам.

Они последовали за ним через калитку к передней двери.

В большом холле Эдвард сразу подвел ее к Дюши, которая расставляла нарциссы в вазе на большом столе. Диану встретили любезно: Эдвард говорил, что его матери уже под восемьдесят, но на свой возраст она не выглядела, и ее глаза, того же цвета, что и у Эдварда, смотрели на нее – и, как ей показалось, в нее – с искренней прямотой, от которой делалось не по себе.

– Если не ошибаюсь, Рейчел отвела вам комнату Хью, – сказала Дюши.

Диана гадала, разрешат ли им поселиться в одной комнате, и теперь не только испытала облегчение, но и удивилась.

С Рейчел они встретились на лестнице. Одетая в синее, как и ее мать, она была выше нее и очень худой. Ее короткая стрижка выглядела очень старомодно – теперь такие прически носят лесбиянки, подумалось ей.

– Дорогая, ты остригла волосы! Когда же ты успела?

– Не так давно. Вы уже знаете, что вы в комнате Хью, да? А Тедди и Бернардин мы поселим в вашу прежнюю.

И она слегка порозовела – вероятно, от косвенного упоминания о Вилли, предположила Диана.

– Я так рада, что вы смогли приехать, – продолжала Рейчел: ее улыбка была сердечной, взгляд – материнским.

Диана проследовала за Эдвардом до конца лестничной площадки с галереей, где возле двух дверей коридор поворачивал налево.

– Вот мы и пришли! – Окно комнаты выходило на лужайку перед домом, где росла араукария и нарциссы под ней. – Ванная по коридору, вниз на две ступеньки и налево, – сообщил Эдвард. – А уборная – соседняя с ней дверь.

Она направилась по коридору к уборной. Из-под двери ванной клубами выползал пар, пахло дорогой эссенцией для ванн. Возвращаясь, она услышала взрывы смеха, доносившиеся из комнаты по соседству с ними. Дверь распахнулась, вышел Руперт в белых шортах и рубашке.

– А, привет, Диана! Вы не заметили – ванная свободна? У меня только что состоялась довольно унизительная партия в сквош с Тедди, и Зоуи говорит, что от меня несет, как от чистокровного рысака.

– Мне кажется, что так от них пахнет, – уточнила Зоуи, появляясь за ним.

– Привет. – Она улыбнулась Диане. В бледно-зеленое банное полотенце она завернулась, как в саронг, волосы распустила по спине и сияла красотой. Услышав от Дианы, что в ванной кто-то есть, Руперт объяснил:

– Это Бернардин. Она там уже несколько часов торчит.

– Кажется, там вместе с ней Тедди.

– И он тоже, да? – Руперт прошагал по коридору и заколотил в дверь. – Тедди, ты там? А ну давай живее. Мне нужна ванна.

– Вот только горячей воды наверняка нет, – спохватилась Зоуи. – Надеюсь, вам она не нужна.

Нет, ей нет.

Вернувшись в комнату, она спросила:

– К ужину переодеваемся?

– Так, слегка. Стараемся больше по субботам. – Он размешивал в стакане с водой какой-то белый порошок. – Лучше перестраховаться, – сказал он. – Выпью заранее, чтобы потом, за ужином, есть и не задумываться.

В комнате было зябко. Она распаковала вещи, надела синевато-зеленое шерстяное платье с длинными рукавами и села к туалетному столику краситься.

– Дорогая, я тебя оставлю. Меня просили заняться напитками.

– Где вы будете?

– В гостиной. Вниз по лестнице и напротив нее слева. Не задерживайся.

Все время, пока она причесывалась, пудрилась и добавляла синей туши на ресницы, ее не покидала мысль, как это удивительно – находиться в том самом месте, где всю войну, выходные за выходными, она горестно представляла себе Эдварда. Когда Руперт и Зоуи приходили к ним на ужин, ее поразило, как непохож Руперт на старшего брата, и хоть Эдвард нахваливал красоту Зоуи, Диане она показалась какой-то безжизненной. Но этим вечером, закутанная в полотенце оттенка перечной мяты, она выглядела кинозвездой, свежей и эффектной безо всяких усилий, с чудесной кожей оттенка сливок и лепестков магнолии, с прозрачными и ясными зелеными глазами. Само собой, она намного старше Зоуи, да и волосы, как только начнешь красить и завивать их, смотрятся уже не как прежде. Свободно повязав розовато-сиреневый шарф на шею, чтобы прикрыть ее, она сошла вниз, искать Эдварда.

В гостиной она застала его беседующим с очень рослым смуглым мужчиной, который при виде ее поднялся с места.

– Арчи, это Диана, – сказал Эдвард. – А я только что приготовил великолепный мартини.

– Здравствуйте. – Она заметила его хромоту, залысины над выпуклым лбом и изгиб тяжелых век. Взгляд, обращенный на нее, был и пронзительным и бесстрастным и сразу вызвал у нее настороженность. Но в семье его ценили, это было очевидно. За ужином Дюши усадила его рядом с собой, общий разговор почти не умолкал. Ели жареную баранину, что кому-то напомнило о страшном наводнении. «Утонуло два миллиона овец, – сказала Рейчел, – бедненькие».