Книга Сплетая рассвет, страница 87 – Элизабет Лим

Наша лавочка была закрыта, но, зная о рассеянности отца, я догадывалась, что он забудет запереть дверь на замок. Скатав ковер и взяв его под мышку, я тихо прокралась внутрь.

Ничего не поменялось: на прилавке лежали стопки сложенных льняных рубашек, углы поросли паутиной, папина сковородка с углями была прислонена к табуретке…

– Кто здесь? – раздался сиплый голос откуда-то со стороны прилавка. Моя догадка: от нашей маленькой святыни рядом с кухней. Отец медленно вышел в переднюю часть магазина.

При виде его мое горло сдавило от эмоций.

– Папа!

Он узнал мой голос прежде, чем увидел силуэт. Затем его глаза округлились.

– Ради всех небес, Майя! – у него сбилось дыхание. – Тебе стоило написать, что ты приедешь.

– Я ненадолго, – ответила я, пытаясь держаться в тени. Мои глаза покраснели от слез, но я не хотела, чтобы отец заметил.

Папа провел меня внутрь.

– Император дал тебе выходной в честь праздника?

– Ага.

– Не думал, что это возможно, раз ты теперь императорская портниха. – Он взял меня за плечи. – Моя дочь – императорская портниха! Было трудно сохранить твой секрет, особенно когда меня так распирало от гордости.

– В этом больше нет необходимости. Император всем рассказал, что я женщина.

– Правда? – Отец выпрямился. – Тогда, слава Амане, он действительно такой великолепный, как все говорят.

Вместо ответа я поджала губы. Алое солнце село ниже, но его лучи лились через кухонные окна, и я прикрыла глаза от яркого света.

– Где Кетон?

– Поспела как раз к ужину? – раздался голос позади меня. – Слава богам. Отец сделал меня ответственным за готовку. Но раз ты вернулась…

– Кетон, – тихо выдохнула я.

Моя рука скользнула в карман за орехом Эдана. Я наблюдала, как он с трудом ковыляет вперед, держась руками за стену, и кинулась на помощь. Нырнула под его плечо, обхватывая за талию, чтобы он мог опереться на меня.

– Осторожно, Майя, – насмешливо отчитал меня брат. – Эти кости все еще срастаются. Ты их сломаешь своими объятиями.

Уголки моих глаз увлажнились, горло сдавило. Я отпустила его.

– Ты можешь ходить?

– Едва, – ответил Кетон, устало прислоняясь к стене. – Зато я сильно подкачал руки от постоянных расхаживаний по дому на костылях.

– Ты обещал делать по одному шажку все время, что меня не будет.

– Майя! – резко осадил меня отец.

Кетон повесил голову.

– Я пытался. Правда пытался, Майя.

Мое сердце ухнуло вниз, но я улыбнулась, чтобы брат не увидел грусти в моих глазах.

Затем прислонила ковер к стене и окинула взглядом лавочку. Она стала немного чище, чем раньше. Я увидела свои письма с погнутыми краями, разбросанные по раскроечному столу, и мельком полюбопытствовала, добрался ли в Порт-Кэмалан песок, попавший между страниц. Но не нашла в себе сил, чтобы проверить.

На кухонном столе выстроился ряд полусгоревших свечек и лежала кучка наполовину расшитого атласа. Я погладила материал – он был шелковым и блестящим, такой купишь только у торговцев на Дороге.

– Ты снова начал шить, – восхищенно произнесла я, услышав грохот булавок в отцовском кармане, когда он пошел за мной. – Вам хватило денег, которые я прислала?

– Ты прислала слишком много, – отчитал меня отец. – Мне пришлось раздать половину, чтобы соседи перестали спрашивать, откуда они и куда ты пропала. Они довольно проницательные, эти жены рыбаков, но не болтливы… по крайней мере, за сотню цзеней.

– Я боялась, что вам не хватает еды, – с облегчением произнесла я.

– Лучше беспокойся за навыки Кетона в рукоделии.

– Я совершенствуюсь! – возразил он.

– Да, он наконец-то научился пришивать пуговицы.

Кетон сгримасничал.

– А у тебя как дела, Майя? – Он окинул меня изучающим взглядом. – Ты выглядишь… иначе.

На мне была его старая одежда – та, которую я забрала в ночь, когда решила покинуть дом. Но я понимала, что он имел в виду. Я изменилась.

Мне довелось сражаться с призраками и прикасаться к звездам. Забраться на гору за луной и одолеть ярость солнца. Как я могла остаться прежней девчонкой, которая весь день сидела в углу, штопала дырки и тренировалась вышивать?

Но я ничего из этого не сказала и помогла Кетону сесть в кресло, после чего укрыла его ноги пледом. Где-то вдалеке загремели барабаны. Звук испугал меня, и я вскочила.

– Что это?

– Это из храма, – сказал Кетон, нахмурившись из-за моей тревоги. – Майя, ты в порядке?

– Просто устала, – быстро выпалила я. – Дорога выдалась долгой.

Я впервые соврала брату. Со мной ничего не было в порядке, и, когда я покосилась на отца, увидела, что он это понял. В моей руке был зажат орех Эдана. Каким-то образом мне придавало сил знание, что, увидев семью в последний раз, я сделаю им что-то хорошее.

– Итак, – сказал Кетон. – Расскажи мне все.

Я села на табурет рядом с его креслом, по-прежнему тревожась из-за барабанов. Их ровный стук совсем не соответствовал неровному биению моего сердца.

– Что тут рассказывать?

– Да ладно тебе, Майя. Ты отсутствовала месяцами. Стала императорской портнихой. Познакомилась с императором и дочерью шаньсэня. Наверняка тебе есть что рассказать.

Я коснулась его колен и оглянулась на папину стопку одежды, которую нужно было подшить. Было бы так легко остаться с ними, заботиться о лавочке и забыть обо всем произошедшем. Если бы только я могла…

– Даже не знаю, с чего начать.

– Начни с начала, – предложил отец. – Расскажи свою историю в виде сказки, как делал Сэндо. Тогда она сама к тебе придет.

Да, Сэндо часто рассказывал сказки. Ему бы понравилась моя, будь он жив: история о девушке, которая сшила солнце, луну и звезды в три платья, история о девушке, которой поклялся завладеть демон.

А еще это была история о юноше. Юноше, который умел летать, но не плавать. Юноше с могуществом богов, но оковами раба. Юноше, который любил меня.

Но эта сказка еще писалась.

Я сделала глубокий вдох и поведала им об испытании, о мастерах-портных, с которыми познакомилась и соревновалась, затем о требовании леди Сарнай сшить три платья из солнца, луны и звезд. Рассказала о путешествии с Эданом по Аланди, Халакмаратской пустыне и Агории и даже об островах Лапзура и чарах, окружавших императора Ханюцзиня, когда Эдан был рядом. Но когда я приблизилась к концу истории, папа нахмурил лоб. Как бы я ни пыталась скрыть свои чувства, он всегда легко мог меня прочесть. Он видел, что я что-то недоговаривала, и был совершенно прав.