Книга Замурованные. Хроники Кремлевского централа, страница 64. Автор книги Иван Миронов

В подобной ситуации оказался и Олег. Однако адвокаты недооценили его решимости. Он требовал от них результата, который и прогремел на всю страну в конце марта, спустя два месяца после описываемых событий. Именно тогда руководителя Главного следственного управления Следственного комитета при Генеральной прокуратуре Дмитрия Павловича Довгия, лично курировавшего дело Ключникова, отстранили от занимаемой должности в связи со служебной проверкой по факту получения им взятки в миллион с лишним евро якобы за освобождение Олега Коляды — подельника-паровоза нашего Олигарха. Не пройдет и полгода, как Довгий — следователь номер один Российской Федерации, известный в узких кругах питерского судейского корпуса своей нетрадиционной сексуальной ориентацией, заедет к нам, на «девятку», в соседнюю хату.

Информация о коррупционном скандале оказалась полной неожиданностью для Коляды, но не для Ключникова. Новость Олигарха не удивила, однако испугала, и только когда взяткодателем объявили Коляду, соседствующего этажом ниже, лицо нашего сокамерника резанула злая, язвительная улыбка.

— Твое бабло стрельнуло? — догадался я.

— Мое. — Олег облизнул пересохшие губы.

— А при чем здесь Коляда?

— При том, что основной фигурант, — сиплым голосом пояснил Олег.

— Молодец, Олежа, — радовался Жура. — Подвел пидора под взятку. Да ради такого можно и бабками, и свободой пожертвовать. Правда, подельника подставил, но оно того стоит.

— Адвокат придет, видно будет.

Но ушлый адвокат не пришел ни в этот, ни в последующие дни. Он срочно слег в военный госпиталь во избежание ненужного к себе внимания со вполне реальными тюремными перспективами.

— Не нервничай, Олег, — как мог, успокаивал Серега Олигарха. — Может, он не в больничке.

— А где? — подозревая недоброе, осторожно спросил, как огрызнулся, Олигарх.

— В соседней камере, — заржал Жура. — Попробуй отступись!

Раз в полгода каждому зэку обязаны делать флюорографию, чтобы подтвердить его туберкулезную благонадежность. Заключенных ИЗ-99/1 выводят на общую «Матроску», поскольку на «девятке» рентгена нет. Из 610-й нас повели всех, кроме Сергеича. Дорожка набитая: сначала до «подковы», за которой застегивают браслеты, потом мимо Марьи Васильевны, потом мимо ожидающих свидания с клиентами адвокатов… Возле конечной будки «девятки» протараторить толстому прапору с пистолетом свою «визитку», далее по коридорам и лестницам до широкого подвального продола, больше похожего на пыточную: клетка, стол, огромный вертикальный поржавело-облупившийся агрегат.

Возле стола и в коридоре толпятся арестанты. Нас как вип-сидельцев набивают в тесный обезьянник.

Первым «фотографироваться» идет Серега. Врачиха, женщина-функция, не поднимая глаз, заполняет журнал. Возле нее сгрудились три подзалипших наркомана.

— Фамилия, имя, отчество, — машинально барабанит тетя.

— Пичуш-кин, — по слогам нараспев несет Жура имя только что арестованного бутовского маньяка, порешившего несколько десятков граждан. — Не узнала, сестренка?

Наркоманы, выпучив глаза, вжимаются в стенку, преисполнившись и интересом, и ужасом, рассматривают самозванца.

— Не задавили тебя еще, урод? — седеющая «сестренка», не отрывая взгляда от стола, продолжает писать. — Ну, дальше?

— Что дальше? — растерялся Серега.

— Имя, мать твою, отчество?

— Владимир Владимирович, — быстро сориентировался Жура.

— Владимир В ладим… — пропись оборвалась, глаза поднялись. — Пичушкин, сука, думаешь, я с тобой шутки шутить буду?!

— Он Журавский, — гасит гнев доктора сопровождавший вертухай.

— Владимир Владимирович? — недоверчиво уточняет врачиха с невольным уважением в голосе.

— Сергей Александрович, — бурчит Жура.

— Пошел на аппарат, клоун хренов, — разочарованно рычит врачиха, нервно зачеркивая сделанные в журнале записи.

На обратном пути Серега, недовольный успехом своего выступления, решает повторить номер.

На «Пичушкина» толстый прапор с пистолетом лишь постучал пальцем по лбу и кивком подбородка потребовал правильного ответа. Зато дверь туалета рядом с КПП вдруг стремительно распахнулась, и на пороге в приспущенных брюках и съехавшей на левое ухо фуражке вырос Версачи. Расстреляв нас глазами и что-то пробормотав, полковник удалился обратно, хлопнув дверью.

— Считай, что карцер ты себе заработал, — заржал довольный прапор.

Дома нас ждал Кумарин, отчего-то заметно помолодевший.

— Володь, да ты усы сбрил! — первым среагировал Олег.

И в самом деле усы отсутствовали, впрочем, лицо это обстоятельство не меняло.

— В последний раз я их сбривал в восемьдесят девятом, когда в розыске был, — ностальгически улыбнулся Сергеич.

— Сеня, почему Володька сбрил усы? — Жура приобнял Олигарха, заставив последнего поморщиться.

Но договорить ему не дали, выдернув из камеры с документами.

Вернули через пару часов, злого и бледного.

— Ты чего такой взъерошенный? — Кумарин понял, в чем дело.

— Грузят, Володь! — Жура подтвердил его догадки. — Предложения предлагают, даже не знаю, что делать… Чертовы спички… — Серега судорожно сорвал серную головку о черкаш в тщетной попытке прикурить.

— Ты вроде как бросил, молдаван? — прищурился Сергеич.

— Нервничаю я, дядя, нервничаю.

— А ты пятьдесят первую статью Конституции бери и не нервничай. И здоровье сохранишь, и психику сбережешь. Иных рецептов здесь быть не может.

— Ну, да! — задумчиво вздохнул Серега. — Ни ссучить, ни скрысить, ни сдать… А все-таки жалко, Володя, что мы с тобой на воле не познакомились.

— Я тебе десятый раз толкую, что это было бы невозможно.

— Фонарь все это! — вскинулся Жура. — У меня строительный бизнес. С Мордовии ребята работали, молдаване опять-таки… Хотя дорожку я бы сейчас раскатал, — Жура характерно дернул ноздрей, вздохнул и задумчиво поморщился. — Может, у лепилы есть че? Кто сегодня дежурит?

— Молодой — Сергей, — прикинул Олег.

— Он же постоянно закинутый, — обрадовался Жура. — По-любому, или что-то жрет, или марки клеит.

Старший лейтенант медслужбы, тезка нашего Журы, похожий на школьника-акселерата: худющий, длинный, с громоздкой головой, обезображенной двумя слюдянистыми глазами-плошками. К непомерному росту лепилы не смогли подобрать форму должного размера, потому затерто-застиранные камуфлированные штаны обрывались строго на щиколотках, а на сорок пятых ластах болтались клеенчатые желто-фиолетовые кеды. Выражение его лица всегда отдавало легкой психической патологией, говорил он заторможенно, невнятно, словно с трудом сдерживал смех, что поначалу принималось арестантами за издевательство. Расплывающиеся под жирными линзами глаза, казалось, существовали отдельно от мимических движений физиономии. Выслушивая зэков, медик постоянно «дакал» и «экал», потряхивая своей несуразной башкой. Он всем все обещал, но ничего не решал и не делал, каждый раз ссылаясь на провалы в памяти. Зато поймав его на фуфле, можно было смело клянчить донормил и активированный уголь, почти никогда не встречая отказа. Но Жура хотел большего.