
Онлайн книга «Мастер гнева»
– Совсем нам головы задурил этот монах. У него уже и зло обратилось в добро. – Да уж, – усмехнулся торговец, – язык у парня подвешен как надо. Слышь-ка, божий человек, а вот войдет сейчас сюда разбойник, стянет с тебя рясу вместе с портками и пустит по холоду голышом. И в чем тут будет добро? – Что телу зло, то душе добро, – коротко и просто ответил Волчок. – Да не трогай ты этого святошу, – проворчал скорняк едва ли не брезгливо. – У этой братии на все готовый ответ. Волчка оставили в покое, трактирщик вернулся за стойку, а скорняк и торговец продолжили разговор, сменив тему. – Барон Рогге совсем зарвался, – сказал скорняк. – Королевский посланник в Сааре принес ему письмо о примирении, но барон рассмеялся посланнику в лицо, порвал письмо в клочки и спустил посланника с лестницы. А когда посланник и его охранники позволили себе возмутиться подобным поведением барона, тот приказал слугам натравить на них собак. А собаки у барона – будь здоров! Каждая – чистопородный мастиф, чьи предки служили еще римским императорам. – Скорняк криво ухмыльнулся и закончил: – Говорят, посланник еле унес ноги. Торговец закончил обгладывать куриную косточку и швырнул ее на пол. Затем ухватился жирной рукой за оловянный кубок с вином и сделал несколько больших глотков. – Уф-ф… Доброе вино у тебя, трактирщик. Вдруг рука торговца, сжимающая кубок, застыла в воздухе, и он повернулся к двери. Прочие посетители сделали то же самое. Ставни окон громко стукнули, и по залу пронесся сквозняк. Всем вдруг показалось, будто на дворе завыл сильный ветер. Дверь распахнулась, и в трактир вошел новый гость. Вошедший был высок ростом и широк в плечах. На вид лет пятидесяти пяти, но широкогрудый и крепкий. Лицо морщинистое, заросшее до глаз серебристой бородой, лоб и глаза скрыты темной, с проседью, челкой. Одет он был в серый колет и черные штаны из домотканой шерсти, концы штанин заправлены в высокие сапоги из дорогой кожи отличной выделки. Массивную голову мужчины венчала широкополая шляпа с петушиными перьями. Длинные волосы его спускались ниже плеч. В руке вошедший держал тяжелый мушкет, а на плечевом ремне у него висел пыльный рог с порохом. На боку у посетителя красовались роскошные короткие ножны, расшитые золотом, а из них торчала рукоять меча. Трактирщик сделал сладкое лицо и поинтересовался подобострастным голосом: – Как поохотились, ваша милость? – Хорошо, трактирщик. Я всегда хорошо охочусь. Черные глаза мужчины обежали трактир и задержались на молодом монахе. – Изволите откушать, ваша милость? – продолжил трактирщик тем же заискивающим голосом. – У нас нынче свежая зайчатина. – Нет. Просто налей мне холодного белого вина. Я потерял свою флягу и не пил четыре часа. Трактирщик выбрал лучший серебряный кубок и хотел наполнить его вином, но тут охотник гаркнул: – Какого дьявола ты делаешь, болван! Трактирщик вздрогнул и сразу же отставил серебряный кубок, а вместо него взял оловянный. – Простите, господин Рогге, я забыл, что вы не любите серебро. Когда кубок был наполнен, охотник взял его и, запрокинув породистую голову, сделал несколько больших глотков. Потом поставил кубок на стойку и взглянул на Волчка. – Откуда ты к нам явился, божий человек? – резко и властно спросил он. Волчок поднял на него глаза и смиренно уточнил: – Вы обращаетесь ко мне, сударь? – А вы видите здесь другого божьего человека? – ответил сановитый охотник вопросом на вопрос. – Я живу в общине пастора Нейреттера. Барон усмехнулся и отхлебнул вина. Затем вытер рот рукой и сказал: – Далеко же ты забрался. А знает ли пастор, что ты разгуливаешь по трактирам? – Я зашел сюда, чтобы утолить жажду, – вежливо и спокойно ответил Волчок. – В этом нет ничего предосудительного. Волчок краем глаза смотрел на пряжку плаща, поблескивающую на ключице охотника. Пряжка была медная, с лилией и двумя перекрещенными мечами. Сердце Волчка забилось сильнее, но он не подал виду. Барон вдруг приподнял лицо и понюхал воздух, как это делают звери. Затем нахмурился, глянул по сторонам и задумчиво проговорил: – Странно. – Что? – не понял монах. – Ничего. Просто кое-что показалось. Тут барон Рогге сунул руку в небольшую сумку, притороченную к поясу. Егор хотел отвернуться, но вдруг замер с открытым ртом. Барон Рогге достал из сумки курительную трубку и вставил ее в зубы. Мундштук трубки поблескивал золотом, а белая костяная чаша была выточена в форме головы дьявола. Пока барон разжигал трубку, посетители трактира смотрели на него с притаившимся в глазах ужасом. Несколько минут барон Рогге глотал из трубки дым, запивая его вином. Затем вытряхнул тлеющий табак на деревянную стойку, сунул трубку в сумку и сказал, обращаясь к Волчку: – Передай мои лучшие пожелания пастору Нейреттеру. И скажи, чтобы он получше присматривал за своими овцами. Барон-охотник швырнул монету на прилавок, повернулся и зашагал к двери. Как только дверь за ним закрылась, скорняк, сидевший во время разговора тише воды, ниже травы, облегченно вздохнул и негромко проговорил: – Помяни черта, он и появится. Я чуть в штаны не напустил – думал, он все слышал. – Откуда ж ему было слышать? – спросил торговец, тоже тихим голосом. – Уж этого я не знаю, а только говорят о бароне всякое. – А чай, барона Рогге не было в наших краях лет шесть. Давно ли он снова тут объявился? – Того не ведаю. Эй, хозяин! – окликнул скорняк трактирщика. – Давно ли барон вернулся из путешествия? – Месяца полтора – точно, – ответил трактирщик. Торговец качнул головой и сказал: – Барон, а разъезжает по городу без свиты. И не боится ведь черных псов. – Барон Рогге – смелый человек! – сказал трактирщик нарочито громко, хотя это было напрасной мерой, потому что барон, скорее всего, уже отошел от трактира. Скорняк вдруг вытянул шею и уставился на стол, за которым полминуты назад сидел божий человек. – А где же наш святоша? – изумленно спросил он. – Ушел, – констатировал торговец. – Надо же. А я и не заметил. – Третьего дня у моего брата вскочил под носом прыщ, похожий на козлиную голову, – промолвил вдруг скорняк. Торговец посмотрел на него удивленным взглядом и уточнил: – И к чему ты это сказал? – К тому, что в последнее время в нашем славном городе происходит слишком много странных вещей, – угрюмо отозвался скорняк. |