Книга Дневник чужих грехов, страница 57 – Татьяна Полякова

— Почему бы, кстати, раньше этого не сделать? Дочь могла бы навещать отца…

— Ну, во-первых, дочь к этому не стремилась. Во-вторых, Терентьева наверняка боялась, открой она карты раньше времени, Коровина, чего доброго, подсуетится и ни с чем ее оставит. Следователю я об отце Терентьевой сообщу, если у него ума не хватило самому поинтересоваться. Но создается впечатление, что никуда это не приведет. Да, одна из девушек — его дочь, вторая — племянница, третья, вполне возможно, тоже дочь, но…

— Но? — переспросила я.

— Если кто-то убирает наследников, то при чем здесь племянница? Она может претендовать на наследство Коровиной, а уж никак не на наследство ее мужа. Кстати, Коровину ты не подозреваешь?

— В чем? — не поняла я.

— В том, что претенденток на наследство убирала, — хмыкнул Звягинцев.

— Если она еще при жизни мужа его коллекцию в музей передала, сомнительно, что ее очень волнует вопрос наследства. Она действительно очень предана Коровину. Все остальное вряд ли так уж важно для нее. Опять же племянница сюда точно не вписывается.

— Ага. Вот я и думаю, может, мы зря копаемся в чужом грязном белье? На самом деле, первоначальная версия правильная и две девушки стали жертвами серийного убийцы?

— А третья девушка вообще погибла случайно, — кивнула я. — А может, все-таки стоит поискать того, кому смерть всех троих выгодна?

— Кого? — вздохнул Звягинцев. — Какого-нибудь внебрачного сына?

— Надо поговорить с Екатериной Осиповной, — подумав, ответила я.

— Ты хочешь сообщить несчастной бабе, что муженек имел семью на стороне? А заодно и поинтересоваться, не пришибла ли она его дочку, чтоб наследством не делиться?

— Постараюсь обойтись без этого, — сказала я, очень хорошо понимая, что прав Звягинцев, делать этого не следует. — Поэтому мне лучше к ней одной идти.

— Сходи, — пожал он плечами. — Авось да и узнаешь что путное.

Екатерину Осиповну я застала в саду. Она сгребала листья, к небу поднимался дымок от костра. Коровин, закутанный в плед, сидел в кресле под яблоней.

— Аня, — улыбнулась Екатерина Осиповна, завидев меня. — А я вот решила порядок навести.

— Хотите, я вам помогу?

— Да здесь мне и одной делать нечего. Чай будешь?

— Нет, спасибо. Зашла узнать, как у вас дела.

— Тогда давай здесь посидим, — прислонив грабли к стене дома, Екатерина Осиповна сняла перчатки и устроилась на ступеньке крыльца. Я села рядом. — Ты с Сергеем в город ездила? — спросила она. То, что ей это известно, не удивило.

— Да.

— По делам?

— Он по делам, я — своих навестить, — соврала я.

— Вы часто видитесь, — улыбнулась Коровина. — Ничего, если спрошу?

— Спрашивайте.

— У вас роман?

— Нет. Мы по-прежнему друзья.

— Слышала, он у тебя живет?

— Ночует. После того как мне окна выбили, боится оставлять одну.

— Кому понадобилось тебе окна бить? — покачала она головой. — Не пойму я здешний народ.

Я слушала ее, пытаясь решить, как приступить к разговору.

— Сергей заезжал к Терентьевой, — сказала я. — В ее городскую квартиру. Ее дочь похоронили, впрочем, вы, наверное, знаете… — Екатерина Осиповна молча кивнула. — Оказывается, вы были раньше знакомы, — продолжила я. — Она организовывала выставки вашего мужа.

— Да, когда она сюда перебралась из города, зашла к нам. Я ее не узнала, если честно. Но фамилию вспомнила, слышала не раз. Она в городской администрации, в отделе культуры работала. Я ей очень сочувствую. Из-за дочери. Но если честно, мне она не симпатична. Представь, с ходу начала спрашивать, как я намерена распоряжаться наследием мужа.

— И что вы ответили? — улыбнулась я.

— Что собираюсь умереть с ним в один день. Как Ромео и Джульетта, — засмеялась она. — А о его наследстве пусть другие думают.

— Не поверю, что вам безразлично, как распорядятся картинами Дмитрия Владимировича, — сказала я как можно мягче. — Или есть еще наследники?

— Конечно небезразлично, — вздохнула Екатерина Осиповна. — Других наследников нет. Он ведь рано осиротел. Бабушка воспитывала, она давно умерла. У меня теперь тоже никого. А все необходимые распоряжения я уже сделала. У Дмитрия Владимировича есть хороший друг, кстати, юрист. Он обо всем и позаботится. Так что зря бывшая чиновница переживает. А зачем к ней Сергей заезжал?

— Не знаю. Наверное, какие-то вопросы возникли.

— По поводу следствия? Звягинцев-то здесь при чем?

— У него появилась версия… Только он со мной догадками поделиться не пожелал. Но меня о ваших родственниках спрашивал. Не знаю ли я о них что-нибудь.

— О каких родственниках?

— У меня сложилось впечатление, он считает, что вашу племянницу могли убить из-за наследства. Вдруг есть родственники, о которых вы даже не догадываетесь.

— С ума сошел твой Звягинцев, — усмехнулась Екатерина Осиповна. — Ни о каких родственниках я не слышала. А племянница моя и вовсе ни при чем. Городская квартира, безусловно, ей бы досталась, и этот дом. Дмитрий Владимирович против этого совсем не возражал, он Олю очень любил. Она нам, можно сказать, была вместо дочери. Да и кому еще оставлять, если нет родни? А картины в музей, это даже не обсуждается.

— А завистники у Дмитрия Владимировича были? Я имею в виду тех, кто не остановился бы перед убийством?

— Ты Олю имеешь в виду? — хмуро посмотрела на меня Коровина. — Не знаю, до чего вы с Сергеем додумались, но… чепуха это, Аня, — мягко закончила она. — Завистники, конечно, были, но Оля-то здесь при чем? А если речь о наследстве… убить из-за квартиры и дома, наверное, могут, но, учитывая, что мы с Дмитрием Владимировичем еще живы… В общем, начинать надо было не с нее.

«Сказать ей о Терентьевой? — думала я. — И о слухах о Лене Кирюхиной? А что это даст? Причиню человеку боль, вот и все. И наверняка лишусь ее дружбы. Собираю сплетни за ее спиной… Она совершенно точно ничего не знает о возможном наследнике, если такой существует. Нет, пусть ей следователи вопросы задают», — малодушно решила я.

— Что ж, пойду домой, — сказала, поднимаясь. — Верный, должно быть, меня заждался.

— Заходи, — провожая меня до калитки, сказала Екатерина Осиповна. — Я всегда тебе рада.

Я отошла от дома Коровиных метров на сто, когда увидела Ольгу Маратовну, здешнего врача. Она работала еще во времена моего детства и, на мой взгляд, мало с тех пор изменилась. Невысокая, полная, седые волосы коротко подстрижены, яркая помада на губах и знаменитые калоши, которые она в непогоду надевала на туфли. Само собой, тут же заработав от местных прозвище «калоша». Кстати, ношение калош она неустанно пропагандировала: ноги следует держать в тепле (тут не поспоришь), а обувь надо беречь. Но так и не смогла убедить своих пациентов, что калоши лучший для этого способ.