
Онлайн книга «Одежда ныряльщика лежит пуста»
– Так ты не знаешь? Ты качаешь головой. – Все наши знаменитости. Мартин Скорсезе и остальные – они помогли ее основать, или спонсируют ее, или что-то в этом роде. Ты говоришь: «Ого». – «Ого» – это слабо сказано. Вот почему «Другую дверь» снимают здесь. Марокканская съемочная группа просто отличная. Полпричины того, что картину снимают здесь, – это то, что практически никого не потребовалось тащить из Штатов. Только меня с секретаршей, охранниками и Айви, моей дублершей, которая меня бросила. – Я слышала, что она влюбилась в какого-то парня, который работал в отеле в Марракеше. – Джин с тоником ударяет тебе в голову. – В Марракеше? Ты считаешь, она влюбилась в кого-то в Марракеше? – гогочет актриса. Снова этот странный смех. Снова вопрос, на который ты не знаешь, что отвечать. – Так говорили продюсеры в микроавтобусе. – Она влюбилась в хренова режиссера! Который, на хрен, женат! И она сама, на хрен, замужем! – Вот дерьмо, – говоришь ты, и она находит это забавным. – Хреново дерьмо, так вернее. – Актриса подзывает бармена и заказывает еще два джина с тоником. Ты подумываешь остановить ее, напомнить про то, что тебе скоро пора спать и ей, вероятно, тоже. Но правда в том, что тебе все это нравится: холл на десятом этаже, выпивка, беседа. В компании с актрисой жизнь, которую ты оставила дома, кажется нереальной, словно случившееся за последние месяцы не случалось вовсе. – В общем, – произносит актриса, когда бармен уходит, – хвала Господу, здесь оказалась ты. Потому что Айви, которая, надо признать, иногда все слишком драматизировала… ну, ей нужно было уехать. Уверена, что, если она придет в себя, мы еще поработаем вместе. Она была моей дублершей уже в девяти или десяти фильмах. Она пытается играть, ей доставались небольшие роли. Милая девочка, симпатяшка. В общем, расскажи мне о себе, – знаменитая американская актриса словно устала говорить про Айви. – Что ты за птица? Ты нервно хихикаешь. Ты не узнаешь свой смех. – Как ты здесь оказалась? Зачем, на хрен, ты приперлась в Марокко? – Внезапно актриса кажется очень пьяной. – Я ушла от мужа, и мне захотелось куда-нибудь выбраться. – День в спа-салоне был не вариант? – Она хохочет над собственной шуткой. – Я вряд ли когда-нибудь проводила целый день в спа-салоне, но нет, после того, что он сделал, – не вариант. – Видела бы ты сейчас себя в зеркале. Тебе словно яду вкололи. – Именно так я себя и чувствую, когда думаю о своем браке. – Значит, из всего возможного ты выбрала именно Касабланку? Ты киваешь. – Даже здесь не слишком далеко. – Алкоголь делает тебя честнее, чем тебе бы хотелось быть в ее присутствии. – И ты собиралась просто сидеть в Касабланке, пока… пока тебе не предложили роль дублерши в кино? Ты рассказываешь, как у тебя украли рюкзак в «Золотом тюльпане». – Расскажи мне все целиком, – говорит она и, кажется, действительно хочет это услышать. Ты рассказываешь все про «Золотой тюльпан», рюкзак, посольство и Сабину Алис, как в полиции у тебя спросили имя деда. Ты не разговаривала столько за всю неделю. Когда ты заканчиваешь отчет о событиях последних дней, актриса качает головой. Такая реакция тебя устраивает. Гогот тебя пугает. – Чертово дерьмо. Теперь понятно, почему ты так одета. Ты смотришь на свою одежду. – Нет, чемодан не крали. Это мои прежние вещи. Актриса потягивает коктейль. С виду кажется, что она раздумывает, стоит ей извиниться или нет. – Так Ривз Конуэй – твое настоящее имя? Ты отвечаешь, что это имя ребенка твоей сестры. – Ривз Конуэй – твоя племянница? – Да, дочь моей сестры-двойняшки. – Вот дерьмо. Что же у меня за телохранители? – Актриса смотрит в потолок. – Они даже не проверили, та ли ты, за кого себя выдаешь. Ты говоришь, что телохранитель, который тебя собеседовал, поверил тебе, потому что вы подружились на почве черепах и птиц. – И это значит, что тебе можно доверять? Черт, мне следовало бы уволить тебя на хрен прямо сейчас. Ты – мошенница. Ты в ужасе. Ты слишком далеко зашла. Теперь тебя уволят, а у тебя за душой ни гроша. Нельзя было обольщаться ее приглашением выпить. Особенно когда она сама сказала тебе, что ты – единственный собутыльник, кто пришел ей на ум. У тебя по спине стекает холодный пот, собираясь в слабой резинке трусов. – Мне очень жаль. – Мне тоже, – отвечает актриса, и ее лицо меняет выражение. – Я просто стебалась над тобой! – Охренеть. – Обычно ты не используешь такие слова, но это заразно и приносит облегчение. Актриса смеется своим странным гогочущим смехом, который, если по сюжету фильма ей приходится смеяться, явно подлежит обязательной переозвучке. – Ты же знаешь, что я училась на театральную актрису? Я действительно владею неплохими актерскими приемами. Ты мне веришь? – Я только что видела их в действии. – Интересно, как постановщики выкручивались, когда она играла на сцене и ее смех нельзя было переозвучить? Может быть, ей давали только серьезные роли. Теперь тебе понятно, почему она больше не играет в театре. Интересно, она сама это понимает? Наверняка ей говорили про ее гогот. Но если так, то почему она продолжает так смеяться? – Так как же тебя зовут? Стой! – Актриса вытягивает руку, словно собираясь тебя остановить. – Я попытаюсь угадать. – Хорошо. – Ребекка? – Нет. – Сибил? – Нет. – Хорошо. Дай мне время. Хотя бы неделю. Я угадаю. Ты останешься до конца съемок? – Вероятно. – Тебе некуда возвращаться? Дома вообще никто не ждет? Ты отвечаешь, что никто не ждет тебя раньше чем через неделю. – А твоя сестра не против, что ты пользуешься именем ее дочери? Ты отвечаешь, что твоя сестра не в курсе. Ты смотришь на часы. Первый час ночи. Тебе пора спать. Может быть, виноват джин с тоником и это паранойя, но у тебя странное ощущение, что знаменитой американской актрисе что-то от тебя нужно, что ее внезапная дружба основана на расчете. Когда твоей сестре было что-то от тебя нужно, она просто топила тебя в своей доброте. – В расписании сказано, что за нами приедут в семь утра. – Это за тобой приедут в семь утра. Мне же не нужно ничего делать до девяти. Выпьем еще. Актриса делает паузу и поднимает взгляд. |