Книга Человек-Паук: Заклятый враг, страница 29 – Джим Берд

– Но почему? С чего бы им так поступать?

– Не знаю... может, они не поверили, что Осьминог реально пытается измениться или же...

– Или же он не изменился.

Настал черед Питеру удивляться будничному тону ее голоса.

– Откуда ты знаешь?

– Такие, как он, не меняются, Питер. Только не так.

Паркер взволнованно откинулся на спинку стула.

– Вот и я так говорил... поначалу. Но, Эм-Джей, брось, это весьма пессимистичный взгляд на вещи. Люди способны меняться. – Он снова наклонился вперед и взглянул ей прямо в глаза. – Ты же смогла, – тихо сказал ей он. – Ты изменилась.

Он положил свою руку на ее ладонь, надеясь, что этот жест поможет донести до нее его точку зрения. Мэри Джейн не стала убирать руку, но отвернулась, а когда их взгляды снова встретились, ее глаза были холодны, словно дождь, идущий снаружи маленького ресторанчика.

– И ты, разумеется, имеешь в виду Гвен, – ледяным тоном проговорила она.

Питер кивнул, наплевав на торпеды и оставаясь на проложенном курсе.

– Да, я имею в виду Гвен. Ты изменилась после!.. после того, как ее не стало. Ты стала лучше, гораздо лучше.

В его памяти всплыли воспоминания о той, прошлой Мэри Джейн, ветреной и безрассудной красотке, исповедовавшей философию «веселимся сегодня, ибо завтра мы все умрем»... А потом кто-то действительно умер, и Мэри Джейн опомнилась и сделала шаг назад. Страсть к веселью по-прежнему жила в душе девушки, но нынешняя Эм-Джей была гораздо приземленнее и практичнее.

– Это другое, – с вызовом сказала она, – преступники вроде него не меняются. Поверить не могу, что ты можешь быть таким наивным, чтобы поверить в это, Питер.

– Я должен, Эм-Джей. Я вынужден говорить так, как вижу ситуацию сам.

Мэри Джейн встала со стула и принялась застегивать куртку.

– Скажи это отцу моей подруги и твоей девушки⁹.

После того как она ушла, Питер еще несколько минут молча сидел за столиком. А когда все-таки поднялся, чтобы уйти, он уже и сам не знал, что думать.

– Ты опоздал, – заметил Октавиус.

– Я принес пиццу.

Сидя на подоконнике, герой кинул теплую коробку на столик возле грязного окна гостиничного номера. Снаружи как раз сгущалась тьма, зато дождь прекратился.

Октавиус попал в полосу тусклого света, отбрасываемого несколькими уличными фонарями. Он осторожно поднял крышку коробки и заглянул внутрь.

– Это что?..

Человек-паук кивнул.

– Ага. Я подумал, что королю океана вроде тебя должны нравиться анчоусы.

– Как ни удивительно, но ты прав.

Стенолаз остался сидеть на подоконнике, половина тела –- на свету, половина – во тьме. Его желудок сделал стойку на запах пиццы, но Паук не собирался поднимать маску и откусывать кусочек на глазах у Доктора.

«Жаль, нельзя ему сказать, что ее испекли агенты ЩИТа», – мысленно усмехнулся Паук.

– Только подумать, -–- проворчал Октавиус, – что я вынужден терпеть этот жалкий клоповник...

– Добро пожаловать в бедную часть города, – саркастически заметил Человек-паук.

– Сидеть здесь и...

– Так вот, – продолжил стенолаз, – теперь, раз мы приятели, я подумал, что можем поговорить.

– И ты предсказуемо ошибся, – возразил Доктор, вытирая рот. Он уселся в кресло в углу комнаты, практически полностью скрытом тенями. – Мне нечего сказать.

Человек-паук покачал головой.

– Не шути со мной сегодня, Док... С меня довольно бессмысленных игр. И мне пришлось ехать сюда на метро.

Октавиус нахмурился.

– Многие ездят на метро, болван.

– Нет, я в прямом смысле. Я ехал на крыше экспресса до Восьмой авеню. Через туннель. От 126-й долгий путь, а благодаря тебе я теперь тоже в розыске.

Доктор промолчал.

– Ну хорошо, – продолжил Паук, – давай начнем сначала, с самого начала. Как и почему тебя вдруг выпустили из тюрьмы так рано?

– Я... мне не сказали.

– Но ты же можешь предположить.

Молчание.

– С тех пор как тебя выпустили, ты не сделал ничего плохого. Ну разве что был таким же засранцем, как обычно, и нелепо одевался. По-моему, подобные преступления должны преследоваться по закону, но пока мы остановимся на этом. Я хочу знать, почему тебя... терроризирует, за неимением лучшего слова, ЩИТ.

– Об этом тебе лучше спросить у них.

– Я и спросил. Но они предсказуемо немногословны, когда их о чем-то спрашивают самопровозглашенные борцы с преступностью вроде меня. Прикинь, а? Так с какой стати ты понадобился ЩИТу? Я знаю, что ты над чем-то работаешь, но над чем?

И снова молчание. Но после долгой паузы Доктор вздохнул.

– Над тем, что дорого и важно мне.

Человек-паук сел ровнее.

– И поэтому ты им так понадобился.

Снова тишина.

– А ГИДРА? В чем их резон?

Тишина.

– Ну хорошо, – опустившись на пол, герой отошел от окна. Он знал, что при определенных обстоятельствах и освещении его костюм может выглядеть угрожающе, но по собственному опыту Паук понимал, что Доктора Осьминога запугать нелегко. Нужно было найти другой подход.

– Я подставил свою шею ради тебя, Док. У меня не лучшая репутация в городе, но я ценю то немногое, что имею. Полагаю, ты задолжал мне хоть какое-то объяснение.

Октавиус поерзал в кресле. Его осьминожий аппарат сидел по соседству с ним, словно пес, ожидающий от хозяина команды «фас».

– Мой мозг, – произнес он после долгого молчания. Человек-паук удержался от остроумного замечания в надежде, что Доктор наконец-то начнет говорить откровенно.

– Он был... поврежден тогда, во время аварии, очень давно, – продолжил Октавиус. – Я пытался починить его.

Стенолаз кивнул.

– Думаю, я понимаю. Это объясняет...

– Глупец! – взорвался Октавиус. – Кретин! У тебя что, мозг разрушен? Было время, когда я думал, что твой интеллектуальный уровень если и не наравне с моим, то хотя бы превышает уровень обычного уличного зеваки! Но сдается мне, что я ошибся! – Отто вскочил на ноги и ткнул в своего врага пальцем. – Ты ничего не понимаешь!

– Воу, воу, – предостерег его Человек-паук, – потише, а! – Он с опаской покосился на металлический пояс, по-прежнему неподвижно стоявший рядом с креслом. – Только не надо ни с того ни с сего дубасить меня щупальцами.

Октавиус продолжил.

– Радиация что-то изменила во мне, как-то повредила мою психологическую стабильность! После аварии я начал вести себя иначе, стал смелее, неосторожнее... Короче говоря, я превратился в преступника.