Онлайн книга «Обитель Тьмы»
– Вот это другое дело! – обрадовался Хлопуша, повернулся и шагнул к печке. – Я поджарил для тебя цыпленка, Первоход! – крикнул он, ворочая сковородки. – Правда, это было позавчера, и за два дня он немного остыл. Вскоре здоровяк вернулся со сковородой и брякнул ее на шаткий стол. Один бок цыпленка был объеден. Заметив это, Глеб усмехнулся. – Вижу, цыпленок не только остыл, но и потерял в весе. – Я не виноват, – смущенно прогудел Хлопуша. – Этот проклятый цыпленок все время попадался мне на глаза. Глеб набросился на еду так ретиво, что Рамон и Хлопуша раскрыли от удивления рты. Разделавшись с цыпленком, Глеб поднялся на ноги и потянулся. Чувствовал он себя великолепно. Откинув со лба темную, длинную прядь, он взглянул на Рамона и сказал: – Надеюсь, пока я спал, вы с Хлопушей не пропили мое оружие? Рамон, не говоря ни слова, прошел к шкафу, распахнул скрипнувшую створку, вынул из его затхлых глубин кожаную перевязь, меч, кинжал в дорогих ножнах и пояс-соты с метательными ножами. Затем вернулся к столу и с грохотом вывалил оружие на широкую столешницу. Глеб взял ножны с мечом, обхватил пальцами рукоять и слегка обнажил клинок. Затем снова вложил меч в ножны, взглянул на Рамона и сказал: – Спасибо, друг. Затем он прошел к вешалке, снял с гвоздя замшевую, затертую до дыр куртку и надел ее. Повел плечами, услышал легкий треск и усмехнулся: – Видать, я и впрямь раздался в плечах, пока спал. Скажите-ка, друзья, князь Добровол все еще лютует? – Еще как, – мрачно проговорил итальянец. – Два дня назад на Сходной площади обезглавили двух молодых парней – за то лишь, что они посмели срезать несколько снопов пшеницы на княжьем поле. – А отцу одного из них, который видел это и не донес охоронцам, Добровол приказал отрезать язык, – хмуро пробасил Хлопуша. Рамон сдвинул черные брови и вздохнул: – После того как снова у княгини случился выкидыш, Добровол совсем озверел. Охоронцы хватают молодых девиц прямо на улице и привозят к нему в покои. А если девица оказывается не девицей, Добровол, вдоволь насытившись, отправляет бедняжку на конюшню, где ее хлещут плетьми до тех пор, пока спина не превращается в кровавое месиво. Князь говорит, что так он учит распутниц приличию. – А двух купцов из Онтеевки пожгли раскаленным железом лишь за то, что они отказались продать охоронцам ткань на новые кафтаны за полцены, – вставил свое слово Хлопуша. Глеб прищурил глаза и холодно проговорил: – Значит, князь Добровол совсем распоясался? – Не то слово, Глеб. Кровь льется рекой, темные твари лютуют в городе каждую ночь, все на всех доносят. Бывали времена хуже, но подлее не было. – Покорив соседние княжества с помощью пушек, которые ты для него сделал, Добровол вообразил себя богом, – поддакнул другу Хлопуша. – А разве есть на свете сила, способная остановить бога? Глеб сжал зубы и с ненавистью процедил: – Добровол не бог. Он продал свое сердце ведьме Мамелфе в обмен на власть и могущество. – Глеб набросил на плечи плащ и застегнул бронзовую пряжку. – Парни, у нас остались бомбы? – Только одна, – ответил Рамон. – Но она с коротким фитилем. – Ничего, сгодится. Толмач взял с воронца полотняный мешочек, набитый взрывчатой смесью. Из плотно стянутой горловины торчал огрызок фитиля. Глеб сгреб бомбу с ладони Рамона и небрежно сунул ее в карман охотничьей куртки. – Глеб, тебе опасно ходить по городу, – с сомнением проговорил итальянец. – У каждого охоронца в кармане лежит парсуна с твоим лицом. А за твою голову назначена большая награда. Глеб поправил плащ и одернул охотничью куртку. – Об этом не волнуйтесь, – отчеканил он. – С охоронцами я как-нибудь справлюсь. Хлопуша посмотрел, как Глеб проверяет на поясе метательные ножи, нахмурился и сказал: – Первоход, если ты не возьмешь меня с собой, я очень сильно обижусь. А если я обижусь – я расстроюсь. А если я расстроюсь – я похудею. А если я похудею… – То нашему княжеству придет конец, – закончил за него Глеб и улыбнулся. – Я возьму тебя с собой, здоровяк. Хлопуша просиял и тут же заспешил к комоду, в котором лежала его амуниция. Рамон проводил парня задумчивым взглядом, затем посмотрел на Глеба и мягко проворковал: – Первоход, возможно, я не так ловок и силен, как в твоем сне, но от меня тоже может быть польза. – Я знаю, толмач, – кивнул Глеб. – Твоей ловкости и быстроте может позавидовать лесная кошка. Но это не сон, и Добровол знает, что я приду за его головой. А ты провел в Мории почти столько же времени, как я. Ты еще слаб, толмач. Лицо Рамона вспыхнуло, а его черные глаза яростно сузились. – Cazzata! [7] – выругался он. – Я дам фору любому из вас! – Рамончик, Глеб прав, – снисходительно проговорил Хлопуша. – Ну, посмотри на себя. Ты даже вес набрать не успел. Я семилетним мальцом был тяжелее, чем ты сейчас. К тому же… Рамон молниеносно крутанулся вокруг собственной оси, и два кинжала, тускло блеснув в свете сальных огарков, уткнулись здоровяку остриями в горло. – Ну? – сухо спросил толмач. – Ты по-прежнему думаешь, что я не готов к драке? Хлопуша скосил глаза на кинжалы, насупился и прогудел: – Первоход, по-моему, мы недооценили нашего толмача. – Да уж, – улыбнувшись, согласился Глеб. – Придется взять этого джигита с собой. А то зарэжэт. 2
Меч Первохода дважды со свистом рассек воздух. Два медведеподобных охоронца рухнули на пол. Из-за угла вышел третий. Глеб вскинул меч, но тут же получил удар кулаком в висок. Голова загудела, однако ему удалось устоять на ногах. А громила уже лежал на полу, сбитый с ног ударом Хлопушиной палицы. Глеб тряхнул головой и сказал: – Хлопуша, останься здесь и приглядывай за дверями. Здоровяк нахмурился, но подчинился. Глеб и Рамон продолжили путь. Дважды свернув направо, они пересекли внутренний дворик и попали в сенную клеть, из которой вели два хода: левый – в караульное помещение, правый – в княжеские палаты. Глеб зашагал к палатам, Рамон последовал за ним. Едва ходок распахнул дверь, как на пути у них возникли еще четыре рослые фигуры. – Куды прешь, теленок! – проревел один из охоронцев и, выхватив меч, бросился на Глеба. Глеб увернулся от сверкнувшего клинка и ударил громилу рукоятью меча по зубам. Громила отлетел к стене. Второго Рамон пронзил кинжалами, а оставшихся двух Глеб оглушил, пройдясь по их черепам голоменью меча. |