Книга Юстиниан, страница 34 – Росс Лэйдлоу

Тон говоривших был уважительным, но в голосах явственно звучала сталь. Их вряд ли удовлетворил бы отрицательный ответ на их просьбу... вернее, на вежливое требование.

Пока демарши ожидали ответа, Юстиниан шёпотом поинтересовался у Эвдемона:

— Преступники надёжно спрятаны? Нам не хотелось бы, чтобы их силой вытаскивали из храма.

— Разумеется, цезарь! — отвечал Эвдемон. — Я расставил вокруг церкви вооружённую охрану. Никто не войдёт и не выйдет. Вместе с тем, мне кажется, было бы разумно удовлетворить просьбу. Это разрядит ситуацию, а мы всё ещё сможем действовать с позиции силы...

— Разумеется, нет! — негромко перебил префекта император. — Я удивляюсь тебе, Эвдемон. Отпустив этих двоих, мы покажем свою слабость, а не силу. Если мы пойдём на уступки, плебс будет устраивать бунты всякий раз, когда ему что-то не понравится.

Он повернулся к мандатору и приказал:

— Ничего не отвечать!

Скачки продолжались. После каждого заезда невозмутимые демарши повторяли своё обращение — только для того, чтобы на него вновь не последовало никакого ответа. Постепенно зловещее молчание на Ипподроме сменилось ещё более угрожающим гулом гнева и разочарования. Даже науфрагии — столкновения колесниц — не смогли отвлечь толпу.

Синяя колесница в седьмой и последний раз обогнула край спины, заходя на последний круг. Однако преследовавшая её по пятам зелёная колесница внезапно совершила резкий манёвр — и в трёхстах шагах от финиша подрезала соперника. Тогда возница синей колесницы натянул поводья и силой ударил соперника в бок, бортом прямо по колесу. Зелёная колесница перевернулась в воздухе и обрушилась прямо на барьер-спину; во все стороны брызнули щепки и обломки. У несчастного возницы не было времени, чтобы обрезать постромки, он погиб, погребённый под собственной колесницей.

В обычное время подобное событие вызвало бы общий вопль ужаса и возбуждение на трибунах... Однако на этот раз все были заняты другим зрелищем — безмолвным поединком между демаршами и мандатором.

Закончился финальный, двадцать второй по счёту, заезд, но император так и не проронил ни слова. Тогда демарши внезапно разразились громкими воплями: «Да здравствуют Синие и Зелёные!» — и трибуны подхватили этот крик, что свидетельствовало о предварительном сговоре. Крик повторялся снова и снова, Ипподром ревел, а потом сквозь этот рёв прорезался новый клич...

— Ника! Ника! Ника!

Люди требовали от власти ответа.

Растерянный Юстиниан повернулся к Эвдемону.

— Что происходит?!

— Их терпение лопнуло, цезарь. Я пытался тебя предупредить. Кто знает, на что они способны сейчас! Ты должен немедленно вернуться во дворец. Я же отправлюсь в Преториум и постараюсь взять ситуацию под контроль. Что мне им сказать?

Встревоженный происходящим, Юстиниан колебался. Затем он вспомнил: разве он не получил подтверждений, что он — наместник божий? Раз все его действия одобрены Иеговой и свершаются по его воле — стоит ли бояться? Самообладание вернулось к нему, и он спокойно ответил Эвдемону:

— Им? Разумеется, ничего.

— Но, цезарь!..

— Будь мужественным, мой друг! Сейчас мы не должны колебаться. Если мы будем твёрдо стоять на своём, люди поймут, что ничего не добьются насилием или наглыми требованиями.

Император и префект спустились по винтовой лестнице, ведущей из кафизмы в короткий переход, соединявший Ипподром и дворец. Пока Юстиниан отдавал приказы придворным и дворцовой страже, префект отправился в Преториум, в отчаянии качая головой. На полпути он столкнулся с встревоженным и растрёпанным Фокой.

— Возвращайся! — закричал Эвдемону его заместитель. — Назад! Ты ничего не сможешь сделать! Толпа уже ворвалась в Преториум, заключённых освободили из камер. Они убивают охранников, солдат... всех, кто встаёт у них на пути. Я едва спасся. Взгляни — они подожгли префектуру!

Он указал на освещённое заревом вечернее небо.

Эвдемон и Фока едва успели вернуться во дворец. Не успели захлопнуться тяжёлые ворота, толпа, распалённая лёгким захватом префектуры, ворвалась на Августеум — площадь перед самым дворцом — выкрикивая имена императора и префекта. На их призыв вновь никто не ответил, и грозный клич «Ника!» понёсся над городом, а затем бунтовщики начали поджигать здания.

Караульная у ворот превратилась в огненный ад; бронзовые ворота плавились от жара; обезумевшая, опьянённая успехом толпа ревела «Ника! Ника!!» Вот уже и Айя-София охвачена пламенем, вот запылало здание Сената...

— Ника! Ника!! Ника!!!

Бунтовщики сожгли ещё несколько правительственных зданий на Месе, а потом толпа, устав от событий этого дня, рассеялась по городу.

Между тем гвардия — скорее декоративная, нежели боевая, — никак не противостояла злоумышленникам, предпочитая отсиживаться во дворце.

В своих личных покоях божий избранник, растерянный и испуганный, взывал к императрице:

— Бог отрёкся от меня, Феодора! Народ против меня, верность гвардии сомнительна... я чувствую, что не могу доверять придворным и сенаторам даже здесь, во дворце! Если я избранник божий, почему всё это происходит?!

— Бог не отказался от тебя, дорогой! — твёрдо сказала Феодора, взяв супруга за руки. — Он испытывает тебя, как испытывал он Иова, как испытывал собственного сына, когда сатана искушал его на горе. Завтра ты выйдешь к народу и выслушаешь, чего они хотят. Возможно, твои недостойные слуги были несправедливы к людям — ты пообещаешь всё исправить, и всё будет хорошо.

Успокоенный её словами, Неспящий ушёл в опочивальню, чтобы хотя бы на несколько часов забыться сном и отдохнуть от событий этого страшного дня.

В это же самое время в Первом районе, в доме главы Сената Мефодия, собрались сенаторы, консулы и крупные землевладельцы. Один из аристократов обратился к собравшимся:

— Друзья мои! Зелёные и Синие сослужили нам хорошую службу, подняв плебс против Юстиниана...

Это был Гай Аникий Юлиан, сенатор, который с момента своего избрания настаивал на подобном сборе. Юлиан происходил из знатной римской фамилии. Аникии бежали из Италии от остготов.

— Однако то, что они устроили, — это просто бунт, который не сегодня-завтра сам сойдёт на нет. Мы же, пока этого не случилось, должны взять всё под контроль и склонить общественное мнение к ...

— Революции?! — в ужасе прервал Юлиана испуганный Мефодий. — Аникий, здесь, на Востоке, так дела не делаются!

Юлиан кивнул.

— Узурпация власти амбициозными политиками и военными — проклятие Западной Империи. В результате нестабильности государство слабеет, открывая путь варварам. Но иногда, для общего блага, узурпация необходима, чтобы избавиться от дурного правителя. Вспомните Нерона, Калигулу или Коммода.

— Но они были тиранами, ужасными и безумными! — возразил один из канцлеров. — Юстиниана вряд ли можно сравнивать с этой поганью.