Книга Больше чем слова, страница 6 – Рокси Купер

Рисование всегда было не мое. Никогда мне это не давалось, я просто не создана, чтобы рисовать. Честно говоря, я даже не знаю, с чего начинать. Это как на экзамене, когда понятия не имеешь, каков ответ, но пытаешься украдкой подглядеть, что сделали остальные. А остальные как будто взялись с жаром, орудуют углем с гордостью, размашисто наносят штрихи. У меня же такое чувство, что я рисую человечка из палочек, ну ручки-ножки-огуречик.

Я стараюсь изо всех сил, и все равно мне неловко и чуть стыдно из-за прискорбных потуг – а ведь рисунок еще не закончен. Углом глаза я наблюдаю за Джейми: как он не спеша обходит еще четырех участников, не жалея времени объясняет про штриховку и тени, как он безумно всем увлечен. Пару раз он ловит меня за этим занятием, и я быстро перевожу взгляд назад на Джину, чуть-чуть наклоняю голову в одну, потом в другую сторону, точно обдумываю следующий штрих.

Когда он подходит посмотреть, как у меня успехи, мне хочется скрыть мои жалкие потуги.

– Это чепуха. Я не умею рисовать с натуры, – говорю я застенчиво.

– Нет, умеете. Мне нравится, как вы вот тут передали свет. Очень удачно вышло, Стефани.

– Вы про то место, где я закрасила вокруг стула черным? Но ведь смысл задания не в этом, так?!

– Смысл в том, чтобы интерпретировать и передать то, что вы видите. Не нарисовать идеальный нос или руки, – говорит он. – И, если уж на то пошло, в рисунке карандашом и углем тени крайне важны.

Он поднимает правую руку, задерживает ее где-то в сантиметре от моей щеки, точно предлагает мне чуть наклонить голову. Я чувствую, что заливаюсь краской. Не могу оторвать взгляд от его глаз.

– Когда вы рисуете лицо, вы не обязательно должны проводить линию, – говорит он, мягко проводя пальцем по моей скуле. – Рисование это в той же мере изображение того, что вы не видите, как и того, что видите.

– Я вас не вполне понимаю. – Я нервно хихикаю.

– Иногда то, что перед вами, можно увидеть, только нарисовав вокруг него… когда вы видите то, что в тени. Понимаете?

– Да. – Я отвечаю, невольно понизив голос почти до шепота.

Он, наверное, видит, как я от груди до корней волос заливаюсь краской, но в то же время я не хочу, чтобы Джейми отводил куда-то взгляд.

– Вы не посмотрите, как у меня получилась вот эта рука, Джейми? Кажется, я напортачил! – орет с другого конца комнаты Брайан.

Мы с Джейми разом смеемся, и он уходит. Я возвращаюсь к своему рисунку, твердо решив найти тени, которые можно нарисовать.

В остальном воркшоп довольно приятный. Занятия заканчиваются в пять, что дает мне достаточно времени выйти погулять с камерой и немного поснимать пейзаж, пока не стемнело. Все остальные направляются в бар, но мне нужен свежий воздух.

Сменив блейзер на теплое пальто, я отправляюсь к вчерашнему фонтану. Стоит мне оказаться на улице, как от резкого холодка в воздухе у меня перехватывает дыхание.

Небо – ярко, живительно голубое и напоминает мне об атласных, королевской синевы ленточках, которые мне в детстве вплетали в косички в школу. Мама всегда настаивала, чтобы мы заплетали или укладывали волосы. Она вечно одевала нам бантики, резинки, клипы. Фотографии тех лет столь же уморительны, сколь и неловки.

Я приседаю на корточки, чтобы получше вышли «художественные» кадры. Мне хочется, чтобы танцующая красавица получилась на фоне дальних холмов. Вид-то у них весьма внушительный. А это вообще холмы? Слишком уж они большие, но для гор маловаты. Уверена, на них кто-нибудь взбирается, но я не из таких. Я не создана для спорта на природе.

Обходя Хитвуд-Холл, я обнаруживаю, что тут уйма уголков и разностей, которые стоят того, чтобы их фотографировать: кованые ворота, осыпающиеся старые стены, постаменты, большие деревья. Под одним оказывается скамья, и я сижу на ней целых пять минут, рассматривая большой дом.

А потом вижу, как Джейми идет ко мне от фонтана. Улыбнувшись, я поднимаю камеру.

– Замрите! – ору я.

Джейми останавливается и замирает: руки в карманах, весь вес перенесен на одну ногу, взгляд устремлен вдаль – коротко говоря, изо всех сил изображает модель из каталога. Вот только ничего он не «изображает», он действительно мог бы быть заправской моделью, для мужчины он очень красив. Широкоплечий, высокий…

С камерой в руках я смотрю на него через объектив. Щелк. Я делаю снимок и только потом кричу:

– Изумительный, дорогой! Следующая остановка, Милан!

А Джейми небрежно шагает ко мне, и, глядя, как он приближается, я испытываю легкую панику, не зная, о чем с ним разговаривать. Вот как он на меня действует.

– Не против? – спрашивает он, жестом указывая на скамейку рядом со мной.

– Нет, нисколько. Прошу, садитесь, – отвечаю я, чувствуя себя героиней Диккенса.

– Я рад, что вы сегодня пришли, – говорит он, глядя на меня в упор.

– Да, и я тоже. Было совсем не так скверно, как я думала. И я даже собой горжусь.

– Вам есть чем гордиться. То есть не знаю, почему вы гордитесь, но делать это следует, – кивает он.

У него легкая щетина в цвет волос, что в целом придает образ загрубелости.

Я смотрю на него и улыбаюсь. Меня странно смущает, что такое мне говорит мужчина, которого я практически не знаю, и все же я чувствую, что он понимает меня лучше, чем в настоящий момент моя семья.

– Как насчет того, чтобы выпить? – спрашивает Джейми вдруг. – Я мог бы сходить за бутылкой, принести сюда. И пледы прихватить. Самый подходящий вечер, чтобы смотреть на звезды.

Я поднимаю глаза к небу, в котором стремительно темнеет.

– Было бы прекрасно, – отвечаю я, мне трудно скрыть энтузиазм.

Он кивает, встает и уходит в Хитвуд-Холл, но на полпути оборачивается и кричит:

– Какое? Красное или белое?

– Белое! – ору я. – Ненавижу красное!

– Я тоже! – кричит он в ответ.

Я поднимаю большие пальцы и, подтянув колени к груди, жду его возвращения. В небе уже виден Орион, его пояс легко опознать по двум большим звездам, сидящим по диагонали, и чуть «провисающему» младшему собрату. Через час, когда еще стемнеет, будет потрясающе красиво. Я достаю сотовый телефон, сознавая, что сегодня еще не звонила Мэтту. Сигнала нет. Тут такая бурная жизнь. Позвоню ему завтра с утра пораньше, уверена, он поймет.

К половине восьмого мы уже пару часов болтаем под большим дубом. Джейми умудрился позаимствовать где-то пару огромных, толстенных клетчатых пледов, мы в них завернулись. Сзади волосы у меня плотно убраны в хвост и под плед, а спереди выбились прядки, словно пытаются меня согреть, как у львицы. С Джейми весело, он заставил меня пообещать никому не говорить, что он тоже сидел в пледе, дескать, он же «закаленный северянин», и вообще в пледе сидит только потому, чтобы мне не было стыдно сидеть одной.