Книга Невидимый город, страница 14 – Елена Первушина

Десси, как и полагается ведьме, почуяла ее страх и спросила, не оборачиваясь:

– Ну что, хочешь в город?

– Угу.

– Вот, давно бы так-то. Ладно, теперь жди до завтра. Утром выведу на дорогу.

Радка не знала, верить сестре или нет.

* * *

Солнечный свет оставался лишь на вершинах деревьев, когда Десси с Радкой добрались до четырех стоящих в густом ельнике невысоких холмов. Потом ночь выплеснулась из-под корней, затопила лес, и ближний холм беззвучно прорезала широкая черная трещина, а Радка вновь услышала невнятный голос флейты. На звук они и пошли. У самого входа в холм Десси сняла с пояса нож и воткнула лезвием в землю, после чего не колеблясь нырнула в черный проем. Радка – за ней.

– Ты пауков не боишься? – спросила вдруг Десси.

– Нет, а что?

– Сыклюк.

– Что?

Забрезжил голубоватый свет, и Радка отчаянно взвизгнула. Пауков она действительно не боялась. Пауков, а не восьминогих тварей размером с ладонь, с синими фонариками на спине.

Впрочем, страх мгновенно прошел – слишком удивительным было все вокруг: зеленые занавеси, расшитые мерцающими золотыми крапинками; ковры с диковинными цветами, игрушечные тарелочки, кубки; медные котелки, в беспорядке разбросанные по полу; маленькие, сплошь покрытые резьбой скамейки и кресла; тонкие, как паутинка, разноцветные плащи, втоптанные в пол. И повсюду – какие-то синие лужицы, будто крошечные озерца.

– Н-да, дожили, – вздохнула Десси. – Это что ж получается, кто-то на холм напал и всех Добрых Хозяев перебил? Хоть глазам своим не верь!

* * *

Во втором зале они нашли тот же разгром. Только стол и переломанные скамьи побольше – обычных человеческих размеров. От дверей к стене тянулась неровная бурая полоса. Десси опустилась на корточки, заглянула под стол. Ничего. Но тут Радка снова «порхнула»: взвизгнула, отпрыгнула назад, едва не уронив сестрицу лицом на пол.

– Сдурела? – грозно спросила Десси.

– Там…

Одна из занавесей внизу, у самого пола, едва заметно шевелилась.

Десси раскидала поломанную мебель. Отдернула зеленый шелк.

За занавесью в темной луже лежал человек. Десси перевернула его на спину. Он упал мягко, как тряпичная кукла.

– Доигрался Дудочник, – сказала Десси мрачно.

Радка подошла поближе. Сперва ей показалось, что раненый – ее однолеток. По росту, по сложению выходило так. Потом увидела, что руки у него старые, жилистые, кожа вся в складках. С левой ладони скатилась и застучала по полу маленькая черная дудка. От куртки и рубахи остались кровавые лохмотья, живот был располосован накрест, и от раны пахло как от давно нечищеного коровника.

– Ох, задница шеламская, и давно ты тут лежишь? – проворчала Десси.

И словно в ответ на ее слова раненый сощурился и медленно открыл глаза. И тут Радке вовсе стало тошно от страха. Глаза желтые, звериные.

– Же-е-ен-щи-на, – выдохнул он с усилием, но лицо даже не перекосилось. – Тебя… только… не… хватало… Найди… мужчин… кого… нибудь… Пусть… добьют…

– Обождешь, – сердито ответила Десси. – Добить я тебя сама добью. Если надо будет. Обожди пока. Ты всерьез решил уйти, Дудочник?

– Отступи… – попросил раненый. – На… шаг… отступи… Лица… не… вижу.

– Дионисия я. Ведьма из Гертова Городка. Посмертница Клаймова. Не помнишь, небось?

– А… Рыжая… привет. Ты… то… здесь… что?

– Обожди, – повторила Десси. – Не морочь голову. Ты мне вот что скажи: ты умирать сейчас хочешь или на потом отложишь?

– Нет… если… можешь… сейчас… не… хочу. У… меня… опять… сорвалось… все.

– Ладно, лежи тихонько. – Десси обернулась к Радке: – А крови ты не боишься?

– Нет… не очень.

– Ладно. Тогда возьми у этих бегунков фонарь и посвети мне. А то они больно мельтешат.

Радка с опаской шагнула к пауку, но тот покорно замер и позволил снять со спины фонарик. Радка вернулась к Десси. На живот Дудочника она по-прежнему пыталась не смотреть.

Десси сжала правую руку в кулак, потом раскрыла, и на ее ладони заплясал язычок бурого пламени. Десси подула на него, покрутила между пальцев, скатала в шарик.

Потом сняла пояс, протянула Дудочнику и велела:

– Закуси-ка. Сам знаешь, сейчас и тебе больно будет.

И, крепко зажав коленями его ноги, пустила шарик гулять по вспоротому животу.

Сразу же запахло свежей кровью. Будто в давно нечищеном коровнике резали поросенка.

Дудочник помянул недоученных костоправов и каких-то еще врачей-убийц и кровавых маньячек.

Десси и бровью не повела – так и катала шарик по животу, что-то напевая под нос. Радка сунулась послушать заклинание, – любопытно ведь! – но услыхала только старую-престарую песенку про пьяного мельника:

Там, где прошелся шарик, сами собой отваливались присохшие кровавые струпья, кожа розовела. Набухала, на краях ран выступала кровавая роса, а сами края тянулись друг к другу, как губы влюбленных.

Десси задула огненный шарик, вытерла краем занавеси пот со лба Дудочника, полюбовалась на дело рук своих и вздохнула:

– Ох, придется ведь на тебя нижнюю юбку изводить.

Разорвала юбку на полосы, перевязала Дудочников живот и разрешила наконец Радке опустить фонарь.

– Ночевали вы где? – спросила она у Дудочника.

Тот указал на одну из дверей. За нею обнаружилась спальня – семь грубых, на скорую руку сколоченных топчанов. За занавеской – восьмой.

– Сойдет, – кивнула Десси и велела Радке: – Сдирай со стен ковры. Грабить так грабить.

Из ковров и занавесей они соорудили на двух топчанах какое-то подобие постели. Перетащили туда Дудочника.

– А ты не больно худой, – заметила Десси. – Есть в чем душе держаться.

– Мы тоже тут ночевать будем? – спросила Радка.

– Может быть. Только… можно и получше место поискать. Пошли-ка!

И, не слушая возражений, Десси потащила сестру вглубь холма.

Они изрядно поплутали по темным залам и галереям, пока не остановились перед высокой дверью, покрытой серебряными узорами. Эта дверь тоже вела в спальню – но в какую! Высокий сводчатый потолок, мохнатые ковры, в которых тонули ноги, лампы, вспыхнувшие золотистым светом, едва гостьи переступили порог. И огромное, размером со все восемь топчанов, ложе посреди спальни. На зеленом с золотыми крапинками пологе вышиты две серебряные короны.