Книга Черный Леопард, Рыжий Волк, страница 145 – Марлон Джеймс

– Деньги помогут мне член отрастить?

– Такая уж чересчур хваленая штука – член, – хмыкнул Мосси. Не знаю, пытался ли он вызвать у бывших в комнате улыбку. На груди Соголон, прямо против сердца, краснело пятно. Ипундулу старался вскрыть ей грудь и вырвать сердце, но она предпочла, чтоб мы увидели, как она наземь повалится, прежде чем хоть кому-то рассказать об этом.

– Позаботься о своем сердце, – сказал я ей.

– Сердце мое чисто, – последовал ответ.

– Оно только что из груди не вываливается.

– Его никак глубоко не ранить.

– Похоже, и ничем, – вздохнул Мосси.

У комля древа поджидал Буффало с двумя лошадьми. Все, о чем мне хотелось спросить на словах, кажется, удалось передать взглядом, и бык кивнул, фыркнул и указал на лошадей. Джекву вскочил в седло первым.

– Соголон поедет с тобой, – сказал я.

– Я верхом ни с кем не поеду, – возразил он и поскакал галопом прочь.

Сзади подошел ко мне Мосси и спросил:

– Он далеко ускачет?

– До того как поймет, что пути не знает? Не очень далеко.

– Соголон.

– Может устроиться на спине Буффало.

– Как тебе угодно.

Я подхватил кусок рубахи Мосси и отер ему лицо. Кровь перестала литься.

– Всего лишь царапина, – сказал он.

– Царапина от монстра с железными когтями.

– Ты назвал его как-то.

– Дай-ка мне это, – попросил я и взял один из его мечей. Проделал дырку в низу рубахи и оторвал длинную полоску ткани. Обернул ею голову Мосси, завязав на затылке. – Сасабонсам.

– Такого не было среди имен, какие я запомнил в доме старца.

– Не было. Сасабонсам жил с братом своим. Они убивали людей, нападая с верхушек высоких деревьев. Брат его был пожирателем плоти, а он кровососом.

– На свете полно деревьев. Почему же он странствует с этой шайкой?

– Я убил его брата.

Два момента. У Сасабонсама в крыле меч застрял. Он нес на себе и мальца, и Ипундулу, а тот, должно быть, одного с ним веса.

На земле казалось, что между двумя горящими деревами расстояние в сотни и сотни шагов, что так и было. Мы уже отъезжать собрались, когда отряд пеших гвардейцев Королевы, человек десять и еще девять, может, больше, выстроился перед нами и потребовал остановиться.

– Ее Сиятельное Превосходительство сказала, что никому не позволяла удаляться.

– У Ее Сиятельного есть заботы куда важнее, чем те, что удалятся от ее сиятельной задницы, – сказал Мосси и поехал прямо сквозь строй.

Гвардейцы отскочили с дороги, когда Буффало забил передним копытом о землю.

– Стыд берет уезжать. Этот бунт… Мне видеть его в радость, – вздохнул Мосси.

– Пока рабы не поймут, что лучше уж известная им неволя, чем свобода, какая им неведома.

Мосси в ответ:

– Напомни мне затеять эту свару с тобой в другой раз.

Скакали мы всю ночь. Миновали место, где старец жил, но от дома его один только запах остался. Не уцелело ничего, даже щебня от потрескавшейся грязи и битого кирпича. По правде, это заставило меня поволноваться: а был ли дом, был ли человек – или только видения обоих. Поскольку заметил только я, то и не говорил ничего: мы проскакали мимо ничего в неясной дымке. Джекву старался держаться с нами, скача впереди, но трижды был вынужден возвращаться. Даже у меня путь не сохранился в памяти, другое дело Мосси: тот мчался сквозь ночь. Я только за бока его держался. Соголон пробовала сидеть на быке прямо, и Буффало бежал почти вровень с лошадями, но два раза она едва не падала. Мы ехали через владенье Мэйуанских ведьм, но лишь одна пробилась из-под земли взглянуть на нас, а взглянув, тут же нырнула под землю, как под воду.

Прежде чем солнце прогнало ночь, запах мальца исчез из моего носа. Я вздрогнул. Сасабонсам пролетел до самого прохода и прошел в него. Я знал. Мосси сказал что-то про мой лоб, отталкивая его со своей шеи, и мне пришлось назад откинуться. Он сбавил ход лошади до рыси, когда мы выехали на земляную дорогу. Дверь затрещала, воздух вокруг нее всколыхнулся, послышалось жужжание, но дверь становилась меньше. В желтом свете дня мне видна была дорога на Конгор.

– Когда они придут…

– Двери сами по себе не открываются, Соголон, – сказал я. – Они уже прошли через нее. Мы слишком опоздали.

Соголон скатилась с Буффало и упала. Пыталась закричать, но вышел один кашель.

– Это ты устроил, – выговорила она, тыкая в меня пальцем. – Ты всегда был не годен, всегда не готов – ничто в сравнении с ними. Вам никому дела нет. Никому из вас не понять, что весь мир утратит. В первый раз за два года вы заставили их бежать.

– Как, старушка? – заговорил Мосси. – Будучи проданными в рабство? Это ты подстроила. Мы могли бы все Долинго взять и спасти мальца. Вместо этого потеряли время, тебя спасая. Свободный проход через мою больную задницу! Ты всю судьбу наших поисков вверила Королеве, кого больше заботила случка со мной, чем роль слушательницы в разговорах с тобой. Это все ты устроила.

Проход суживался, еще хватало место пройти человеку, но ни О́го, ни быку.

– Понадобятся дни, чтобы в Конгор попасть, – проворчала Соголон.

– Тогда тебе лучше палку срезать и – шагай, – посоветовал Мосси.

– Мы дальше не пойдем.

– Барышник даст денег вдвое. Я обещаю.

– Барышник или сестра Короля? Или, может, речная дженгу, кого ты за богиню выдаешь? – спросил я.

– Речь только о мальце. Ты до того болван, что не понимаешь? Это было только ради мальца.

– У меня такое чувство, ведьма, что только ради тебя. Ты знай себе болтаешь, что мы бесполезны, когда польза – это именно то, к чему ты нас приспосабливала. И девчушка эта, бедняжка Венин, ее ты лишила ее же собственного тела, потому как Джекву, или как его там, принес бы бо́льшую пользу. Вся эта неудача целиком на тебе, – заявил Мосси.

Джекву спрыгнул с лошади и подошел к проходу. Не думаю, чтоб он когда видывал такое.

– Что я вижу через эту дыру?

– Путь на Миту, – сказала Соголон.

– Я поеду им.

– Все может оказаться совсем тебе не по нраву, – предупредил я.

– Джекву никогда не видел десяти и еще девяти дверей, зато Венин видела.

– Ты это про что?

– Следопыт, про то, что хоть душа и новая, но тело может сгореть, – пояснил Мосси.

– Я поеду им, – сказал Джекву.

Соголон все время не сводила с прохода глаз. И поковыляла прямо к нему. Я знал, что она думала об этом. Мол, за три сотни и еще десять и еще пять лет приходилось выживать и способом похуже, к тому же у кого было бы время на старушечьи сказки, какие никто не мог бы когда-нибудь подтвердить?