Онлайн книга «Черный Леопард, Рыжий Волк»
|
– Етить всех богов с твоей причиной. Я хочу еще послушать про искусства непотребностей. – У нас не так-то много времени, Следопыт. – Тогда расскажи по-быстрому. Но не пропускай никаких подробностей. – Следопыт! – Или я встану и уйду, оставив тебя один на один со счетом, Квеси. Он только что не вздрогнул, когда я произнес это. – Хорошо. Хватит. Был я, значит, солдатом. – Непохоже на начало непотребной истории. – Етить всех богов, Следопыт. Может, история начинается, когда человек отыскал армию… – Севера или Юга? – Обделайся оба. Человек этот, говорю, отыскал армию, какой нужен был наивысшего мастерства лучник. Человек этот оказался в землях без еды, без развлечений. Человек этот, может, как никто, умел истреблять врагов, но никак не умел уживаться в мире среди солдат, своих же товарищей по оружию. Впрочем, с одним-двумя из них, посимпатичнее, повозиться стоило. – Леопард – как всегда. – Вот как это произошло. Мы напали на селение, где у жителей не было оружия, кроме камней для рубки мяса, и сожгли дотла хижины вместе с бывшими в них женщинами и детьми. Такое случалось. Я говорил: я не убиваю женщин с детьми, даже когда голодный. Командир наш, мелкий сучонок, говорит: тогда бей их из лука. Я говорю: они не воины, сражающиеся на войне, – а он мне: у тебя приказ. Я ушел, потому как я не солдат, а битва наша не стоила денег. Скажу, и это тоже произошло. Мелкий сучонок заверещал: «Предатель!» – и мигом его люди бросились ко мне, в то время как солдаты продолжали жечь детей, загнанных в хижины. Четверо солдат подступили ко мне, только я уже успел пустить четыре стрелы меж четырех пар глаз. Мелкий сучонок попытался снова заверещать, но моя пятая стрела пробила ему горло. Так что нечего и рассказывать тебе, Следопыт, что пришлось мне удирать под покровом дыма от пожарища. Только потом я днями бродил, прежде чем выяснилось, что забрел в Песочное море, где ничто не живет. Четыре дня без воды и пищи, и я стал видеть шагающую по облакам толстуху, львов, шагающих на двух лапах, и караван, шедший, не касаясь песка. Люди из каравана подобрали меня и швырнули в обоз. Я очнулся, когда мать одного мальчика велела ему брызнуть мне водой в лицо. Караван бросил меня возле чьего-то крыльца в Увакадишу. – Теперь, стало быть, ты наемник, – сказал я. – Нет, гляньте на этого прокаженного, винящего другого прокаженного в проказе! – Только я нахожу людей, а не убиваю их. – Нет, ты охотишься за ними. К чему нам война из-за слов? Ты счастлив, Следопыт? – Я многим доволен. Мир этот и не думает одаривать меня хоть чем-то, и все-таки у меня есть все, что мне нужно. – Дурак, я не о том тебя спрашивал. – Звери нынче счастья ищут? Будь поменьше человеком и побольше Леопардом, если уж собираешься человеком быть. – Етить всех богов, ищейка, простой же вопрос. Самый длинный ответ – всего одно слово. – Это касается твоего предложения? – Нет. – Тогда вот тебе ответ. Я занят, и лучше иметь занятие, чем скуку терпеть, разве не так? – Я жду… – Чего? – Когда ты скажешь, мол, грусть – не отсутствие счастья, а противоположность ему. – Я когда-нибудь говорил такое? – Ты говоришь нечто близкое. И кому принадлежит твое сердце? – Ты как-то сказал мне, что никто не любит никого. – Возможно, я был молод и влюблен в собственный член. – Jakrari mada kairiwoni yoloba mada. – Какая польза от такого языка котяре? – Тебе твой член вроде верблюда. Я уж было начал нести ему всякое, но тут услышал, что котяра смеется. – Я не доверяю людям, какие отправляются в путешествия без возврата, это ничего им не дает. Я был, скажем так, разочарован в людях, кому нечего терять, – сказал он. – Ты счастлив? – Отвечаешь вопросом на вопрос? – Так ведь глянь на нас: завываем, как первые жены мужей, какие больше нас не хотят. Впрочем, я ж малый, никем не взращенный, а ты притворяешься, что ты человек, когда тебе это надо, только бегает множество заколдованных зверей, умеющих говорить. Каким бы ни было это самое твое предложение, мне оно нравится все меньше и меньше. – Мое предложение, Следопыт, еще не сошло с моих уст. – Это так, но ты что-то такое проверить стараешься. – Прости меня, Следопыт, но я не видел тебя много-много лун. – И ведь это ты, кто меня отыскал, котяра. А теперь тратишь попусту мое время. Вот монета за твою сырую кабанятину. И еще одна сверху – за всю кровь, какую в ней для тебя оставят. – Мне приятно видеть тебя. – Готов был сказать то же самое, а ты вдруг принялся душу мне бередить. – О, брат, о душе твоей я все время думаю. И тревожусь тоже. – Это тоже часть тревоги? – Что? – Сраная твоя проверка. – Следопыт, мы свободнорожденные. Я пью и ем с другим. По крайней мере, сядь, раз уж не намерен есть. Я встал, уходя. И уже прилично отошел от него, когда сказал: – Извести меня, когда я прошел какую ни на есть проверку, что ты пытался мне устроить. – Ты думаешь – прошел? – Прошел, когда я в эту дверь вошел. Иначе ты четыре дня ждал бы, чтоб наведаться ко мне. Ты, Леопард, хоть когда различаешь человека, кто понятия не имеет, что он несчастлив? Ищи его в шрамах на лице его женщины. Или в совершенстве его резьбы по дереву или ковке металла, или в масках, им изготовленных для того, чтоб самому носить, потому как он не позволяет миру видеть его лицо. Я не счастлив, Леопард. Но я и не несчастлив, насколько мне известно. – У меня привет тебе от ребятни. Он знал, что это остановит меня. – Что? Как? – Я все еще торгую с Гангатомом, Следопыт. – Говори, что они просили передать. Сейчас же. – Не сейчас. Верь мне, девчушка твоя живет прекрасно, пусть даже по-прежнему фукает да шикает, голубым дымом оборачивается, когда из себя выходит, что частенько бывает. Ты их видел? – Нет, давно уже. – А-а. – Что значит это «а-а»? – Странное выражение на твоем лице. – Нет у меня никакого странного выражения. – Следопыт, да ты весь из странных выражений. Ничему и никогда не скрыться на твоем лице, как бы упрямо ты ни старался скрыть это. Как раз поэтому я и способен судить, по душе или нет тебе люди. Ты наихудший в мире лгун и единственное лицо, какому я доверяю. |