Онлайн книга «Черный Леопард, Рыжий Волк»
|
– Уныл-О́го? Он был мертв. – Уныл-О́го? Он спал. – Уныл-О́го? Он застонал, но все еще во сне. – Уныл-О́го? Он опять застонал, повторяя: – Безумная обезьяна, безумная обезьяна. – Проснись, Уныл-О́го. – Нет, не сплю… нет… я не сплю. По правде, я подумал, что бормочет он, как сумасшедший, – со сна. Или, может, снится ему худший из снов, в каком он не понимает, что он спит. Разве только… Ведь это ж тот самый О́го, кто, бодрствуя, днями напролет говорил, вдруг он во сне возьмет да и галопом помчит, как необузданный конь. – Безумная обезьяна… – Безумная обезьяна, что она сделала? – Б-бе… безумная… она… безумная… дула костной мукой. Костная мука. Однажды Анджону попытался с ее помощью сделать себя моим хозяином, только защита Сангомы была на мне, даже в этом лесу. Он тогда порылся в колдовских делах, стараясь выявить, что на мне не прикрыто чарами Сангомы. Утверждает, что к голове моей обращается, даже к духу моему, только он-то дух низшей категории, кому собственный образ противен, и знает всего одно заклинанье Огуду на всякого, кто дерзнул пересечь ему дорогу. Он дует костной мукой, и тело погружается в сон, хотя разум не спит и приходит в ужас. Было бы то же самое, если б он связал кого и опиумом начинил. – Уныл-О́го, ты сесть можешь? Он попытался подняться, но опять упал. Снова поднял грудь и на локти оперся. Замер – и голова его назад свесилась, как у спящего ребенка, пока он сам не разбудил себя, резко поднявшись. – Перекатись и поднимайся, – посоветовал я. Уж если костная мука с О́го такое учинила, сделав его похожим на пьяного, кому встать не по силам, значит, двое других спят сном крепче мертвого. Уныл-О́го попытался подняться. – Не спеши… медленно… великий великан. – Я не великан. Я О́го, – возразил он. Я понимал, что мои слова его рассердят. Он рванулся и сел, но голова у него принялась качаться. – Великан! – Не великан, – попробовал он крикнуть, но бормотанье сжевало слова. – Ты вообще никто, несешь тут, на полу, чушь всякую. Он поднялся на ноги, но его так повело к земле, что он за дерево ухватился. Случись нам бежать, он бы не выбрался из этого леса. Уныл-О́го тряхнул башкой. Пьяница – ни дать ни взять. Чуть что, так он мог бы свалиться на нашего врага, и тому было бы не до шуток. – Безумная обезьяна… костная мука… внутри… положил их вну… – Остальные внутри. – Угу. – Внутри хижины? – Я ж уже сказал. – Не кипятись со мной, великан. – Не великан! Злость заставила его выпрямиться. Потом он снова обмяк. Я подошел, взял его за руку. Он глянул вниз, крутанул лицом, будто невесть что странное уселось ему на руку. – Костная мука – это любимый трюк Анджону, но через пять оборотов песочных часов ты будешь как новенький. Какое-то время ты, должно быть, уже пробыл под его колдовством. – Костная мука, безумная обезьяна… – Ты уже давно талдычишь это, Уныл-О́го. Анджону злой, уродливый дух, но он совсем не обезьяна. Мысль мелькнула в голове. Все анджону любят мучить, но этот мучает кровью, семьей. Зачем ему было травить этих троих? Что за цель? В Темноземье есть мертвые, никогда не рождавшиеся, духоподобные и выходящие из загробного мира. Но оттого, что многих я не видел, я забыл, что она сплошь загажена всяким зловредным тварьем, кому не повезло с рожденья. Похуже тех людей – летучих мышей, что пускают слюни во сне. – Ты внутри помещаешься? – Да. Я пробовал раньше уйти, но упал… упал… упал… – За хижиной. Долго это не продлится, О́го. Внутри хижины пахло не свежим коровьим навозом, а вроде мясом, какое в соли хранят. Внутрь хижины пробивалась дневная яркость, только ниоткуда, и она высвечивала один красный ковер по центру и стену ножей, пил, наконечников стрел и сабель. Леопард уткнулся лицом в ковер, спина в пятнах, а руки снаружи поросли жесткой шерстью. Пытался обратиться, но хватка огуду чересчур крепка. Зубы у него удлинились и торчали из-за губ. Фумели лежал на спине на грязном полу. Я склонился над Леопардом и тронул его за затылок: – Котяра, я знаю, ты меня слышишь. Знаю, что хочешь шевельнуться, но не можешь. Мысленным взором я видел, как он старается шевельнуться, старается подбородок повернуть, пытается хотя бы глазом повести. О́го, все еще лопоча, вошел в дверь и ударился головой. – Навозная мазанка с дверью? – сказал он. – Я знаю. – Глянь, еще… одна. Еще одна дверь была точно напротив первой по другую сторону хижины. О́го подался слишком далеко вперед и споткнулся. Оперся о стену. – Кто запер дверь? Кто напичкал ее… таким множеством запоров? Дверь казалась украденной из хижины кого-то другого. Замки и запоры тянулись по одной ее стороне сверху донизу, до самой земли. «Это…» – Это – что? – Ч-что… это что? – Не тебе, Уныл-О́го. – Тогда поче… у меня голова кругом идет, как на море? «Тебе известна эта дверь…» – Перестань говорить со мной. – А я и… с тобой не разговариваю… – Не с тобой, Уныл-О́го. «Таких дверей всего десять, и еще девять во всех землях, и одна в этом лесу, что ты зовешь Темноземьем». – Уныл-О́го, ты сможешь нести Леопарда? – Смогу ли я… – Уныл-О́го! – Да, да, да, да, да. – Я понесу мальчишку. «Десять и еще девять дверей, наверняка ты слышал о них». – От учителей, кому хотелось попугать детишек, и безумного колдуна, кто лущит их пипки на улице. – Ты с кем говоришь? – произнес Уныл-О́го. – Мелкий дух, который никак не умолкнет. Такой эльф, бесенок, может, и того меньше. – Однажды я работал на работорговцев, – признался Уныл-О́го. – Что? Нашел время, чтоб сообщить мне об этом. – Я… сам не знаю, почему… у меня голова все время кружится, как на море. Но это уже было, когда я много дней работал на одного работорговца. Раз я подавил бунт рабов – совсем один, вот этими самыми руками. Они мне сказали, что могу убить пятерых без ущерба для их доходов, и я убил пятерых. Не знаю, почему я так сделал. Знаю, почему я убил их, но… у меня голова кружится, как на море, я не знаю, как попал к работорговцу в наем… Ты знал, что женщин-О́го не существует?.. Или это я не нашел ни одной во всех землях, какие повидал… пойми это, Следопыт… почему я хочу рассказать тебе, почему я хочу рассказать тебе такое? Я никогда… никогда… ни разу не был с женщиной, ведь с кем способен сойтись О́го, кого бы он не погубил… и если это не погубит ее… |