
Онлайн книга «Синий конверт»
Путиловский в очень кратких, но сильных выражениях изложил причину визита Берга в этот гостеприимный дом, а также причину его постоянной тошноты. Вокруг стало так тихо, что было слышно, как екает селезенка у околоточного. На всякий случай околоточный придвинулся к Бергу и собственноручно, по-отечески заботливо отер чистым платком поврежденную Бергову челюсть. На резонный вопрос Путиловского, с кем у Амалии в последнее время наблюдались романтические отношения, супруги переглянулись, потупили глаза и, не сговариваясь, назвали имя дальнего, но бедного родственника Генриха с трудновыговариваемой фамилией. После чего Цецилия Рейнгольдовна опять почувствовала себя дурно, а всем, даже околоточному, стало ясно: и письмо, и поджог, и вскрытый сейф с похищенным револьвером — не более чем звенья одной цепи. И эта цепь с бешеной скоростью удаляется сейчас в неизвестном направлении, увозя фамильные ценности семьи Шпорледеров! Берга окружили такой материнской и отеческой заботой, что он даже прослезился: никак не ожидал, бедолага, волшебного изменения в судьбе. Так часто бывает с сильными мира сего: вначале слава, потом унижение, а затем снова слава, но, увы, нередко посмертная. Иван Карлович за эту ночь дважды смотрел в глаза смерти: первый раз она явилась инкогнито, а второй раз — в виде околоточного кулака. Так что свое новое возвышение он воспринял достаточно философски. Его умыли, напоили кофе, тихонько втиснули в руку солидную денежную компенсацию за понесенный моральный и физический ущерб, после чего вместе с Путиловским усадили в «даймлер» и помахали ручкой на дорогу. Все это было проделано так быстро, что уже в шесть утра длинный победный звонок вновь разбудил сладко спящих Макса и Лейду Карловну. Сонно щурясь, они выползли в прихожую и оторопели: хозяин привел в дом убийцу бедной девушки! Пока Берг смывал ночной позор в ванной, Путиловский кратко объяснил Лейде Карловне суть дела, и Берг был встречен чистым бельем и постелью в кабинете. На отдых у них оставалось два часа. И вновь в доме стало тихо. Спал Путиловский, посапывал Берг, досматривала утренний сон Лейда Карловна. Лишь Макс ходил серой тенью из комнаты в комнату, размышляя о схожих превратностях человеческой и кошачьей судьбы. Он сам был унижен подобно Бергу, но подобно ему же был мгновенно вознесен хозяином в эту райскую квартиру. Слава хозяину! * * * Николай Лаговский, один из двух молодых людей, веселившихся у квартиры Победоносцева, в эту ночь совсем не ложился спать. Как можно проспать последнюю ночь своей жизни? Такое не повторяется! Он сидел за столом в маленькой скромной «меблирашке» и при свете газового рожка писал прощальные письма всем тем, кого любил и помнил. Писем вышло не так уж и много, штук шесть: одно родителям, одно товарищу по реальному училищу, три друзьям по земству и последнее, естественно, девушке, которую боготворил. Но она отвернулась от Николая и предпочла другого. Хотелось избежать общих мест в разных посланиях, хотя все эти люди навряд ли могли встретиться и обменяться полученным. Тем не менее он писал медленно, стараясь для каждого найти слова прощания, обращенные к нему лично. И такие слова послушно приходили. Странно, завтра его уже не станет, а письма останутся и еще несколько дней будут идти к адресатам. А потом их начнут читать, перечитывать, переписывать и плакать над ними. А он исчезнет. Зато вместе с ним исчезнет и Победоносцев, это исчадие ада, чудовище, держащее в своих немощных руках всю свободу России. Возможно, и скорее всего именно так, что в личной жизни это хороший богобоязненный человек, стремящийся к истине. Но в жизни общественной он давно всеми ненавидим и должен уйти. Если не хочет сам, то Николай сделает это за него. Возьмет тяжкий грех на душу и искупит его своей жертвенной смертью. Грешен Николай будет всего лишь несколько дней между убийством и казнью. А потом его кровь смоет все грехи. Как только народы России узнают о смерти тирана, по всем уголкам необъятной родины вспыхнут малые костры правды, которые затем дружно сольются в большой очистительный пожар революции. А после на пожарище взойдут новые, чистые всходы… и Россия преобразится! Он аккуратно разобрал и смазал браунинг. Расставил рядком все тупорылые патроны — их оказалось семь, на один больше, чем писем. Семь — счастливое число! Это добрый знак. Завтра утром эти семь посланий найдут своего адресата. Затем он собрал пистолет и щелчком вставил обойму. Достал из ящика стола карманное фото Победоносцева и вгляделся в него. Никакой ненависти Николай к нему не испытывал и любил его, будучи истинным христианином, яко самого себя. Он был уверен, что когда оба — жертва и убийца — встретятся взглядами, Победоносцев поймет его душу и его чистые помыслы и вверит Николаю свою жизнь со вздохом облегчения! Это будут две ненапрасные жертвы! Потом он переоделся в чистое, еще ни разу не надеванное белье, помолился, взял все письма, браунинг и вышел на светлеющую улицу. Предстояло отправить письма и зайти в церковь, чтобы загодя заказать панихиду по рабам Божьим Константину (Победоносцеву) и Николаю (себе самому). * * * Путиловский с удивлением прислушался: за дверью рабочего кабинета во все горло пела очень крупная канарейка. «Откуда она здесь?» — подумал он и понял, что сейчас эту птичку поймает Макс. В ту же секунду дверь плавно отворилась и в кабинет влетел, махая крыльями сюртука, Евграфий Петрович Медянников. За ним, зверски урча и размахивая передними лапами с выпущенными когтями, подпрыгивал Макс. Из широко раскрытого клюва Медянникова неслись отчаянные телефонные трели. «Эк его! наслушался телефона и поет!» — несколько злорадно подумал Путиловский и… проснулся. Действительно, звонил телефон. Закутавшись в халат, Путиловский сонною рукою снял рупор и произнес неузнаваемо хриплым со сна голосом: — Алло… — Павел Нестерович? Это Исидор Вениаминович вас беспокоит! Простите, что рано звоню, но не застал вас вчера в Департаменте… Певзнер был явно растерян. — Что-то важное? Возникла секундная пауза; видимо, Певзнер обдумывал реальную ценность утреннего звонка. Наконец он решился: — Я вчера вечером повстречался с Григорием Гершуни! — Очень интересно! — Сон с Путиловского как рукой сняло. — Он вас видел? — Нет-нет! — А где это случилось? Можно было понять, что Певзнер замялся. — Видите ли… тут некоторая сложность… Я не могу сказать всю правду. Путиловского одолела злость на говорливого аптекаря: — Исидор Вениаминович, перестаньте! Говорите, или я даю отбой! — Нет-нет! Я скажу, скажу! На Шпалерной есть один частный дом. Я там бываю иногда… с визитами. — Знаю, — просто заметил Путиловский. — Шпалерная, дом семнадцать, заведение мадам Серчиковой. Восемь девиц, прислуга, цены умеренные, выпивка за счет клиента, закуска бесплатная. Вас регулярно видели. С Гершуни там встретились? |