
Онлайн книга «Красавиц мертвых локоны златые»
Она – вкрадчивый голос по телефону, когда казна церкви истощается. В «Кентерберийских рассказах» (Даффи утверждала, что их сюжет позаимствован у Боккаччо, а тот, в свою очередь, взял его у Публия Папиния Стация римского поэта первого века после Рождества Христова) Чосер говорит: «С ножом под епанчою Льстец проворный», и, если верить моей сестрице, под этими словами он явно подразумевал Клари Трулав или кого-то вроде нее. Мисс Трулав – клинок под плащом доброты, с которым Синтия Ричардсон встречает всех приходящих, и в случае необходимости, так сказать, дубинка церкви. По разным причинам большинство жителей Бишоп-Лейси существуют в страхе перед Клэри Трулав, но не я. Не потому, что я необыкновенно храбрая, а потому, что у нас с ней много общего: а) ни одна из нас не боится говорить то, что думает; б) никого из нас нельзя запугать; в) никто из нас не хочет терпеть глупцов – ни с радостью, ни как-то еще; г) никто из нас ни перед кем не заискивает – никогда; д) нас обеих завораживают определенные стороны церкви: ее – алтарь, меня – кладбище. Нам стоило бы подружиться, полагаю, – мисс Трулав и мне, но нет. Возможно, как одинаковые полюсы двух магнитов, мы естественным образом отталкиваем друг друга. Я собралась с мужеством и повернула «голову» «Глэдис» в сторону коттеджа мисс Трулав. Все, что осталось от Гулинг-хилла, – это поле с холмом посередине и разваливающееся каменное здание, которое когда-то было кузницей. Пятьсот лет назад здесь находилось маленькое поселение на границе Бишоп-Лейси, специализирующееся на производстве подков для лошадей и быков, но в 1348 году оно вымерло из-за чумы – факт, который в нашей деревне вдалбливают в каждую юную голову проповедь за проповедью, рассказывая о вреде нечистоплотности. С тех пор древняя кузница столько раз перестраивалась, что после нескольких столетий она стала напоминать груду камней. Именно здесь со своими котами и гвоздиками вела прекрасную уединенную жизнь мисс Трулав. Никто и никогда не был в ее лачуге, насколько я знаю, хотя, поскольку у нее есть телефон, кто-то должен был его установить. Либо она сделала это сама, что тоже возможно. На калитке были две написанные от руки таблички: одна – «Старая кузница», вторая – «Не входить». Я открыла калитку и по заросшим травой плитам пошла к дому. Дверной молоток отсутствовал, что понятно. Если табличка «Не входить» действует, то нужды в молотке нет. Я постучала в дверь. Ответа не было. Как я всегда поступаю в таких ситуациях, я прижалась ухом к деревянной панели в попытке уловить звуки движения внутри. Ничего, лишь тишина. Я замолотила в дверь кулаком. – Мисс Трулав, здравствуйте! – крикнула я. – Это Флавия де Люс. Я пришла поработать волонтером. Ни один организатор на земле не может отказаться от такого предложения. Для женщины, которая каждую секунду планирует деятельность то одного, то другого комитета и составляет военные карты бесконечных перемещений добровольцев, занимающихся столовым серебром, цветами, свечами, мое предложение помощи должно прозвучать ангельским пением. По опыту я знаю: чтобы найти самую большую слабость человека, надо нащупать, на что он тратит больше всего времени, и надавить на это. Этот прием – ключ к тому, чтобы получить то, что тебе нужно. Я снова прижала ухо к двери и была вознаграждена шарканьем приближающихся шагов. Предусмотрительно отойдя от двери, я потупила очи и уткнулась взглядом в дверной коврик: само воплощение христианской мученицы, исповедовавшейся и готовой быть растерзанной львами. Я услышала, как дверь открылась. – Святые небеса, Флавия. Что привело тебя к моему порогу? Ты должна была предупредить меня, что собираешься зайти. Зачем, удивилась я. Чтобы ты успела спрятать трупы? Своим хрупким телосложением она напомнила мне пожилого воробья. Наверное, я груба, но я знаю, что отшельниками становятся не просто так. Не то чтобы мисс Трулав была настоящей отшельницей, но она оберегает свое уединение особенно рьяно. – Простите, мисс Трулав, – сказала я. – Но сегодня на прогулке я внезапно поняла, что с отъездом Фели вы, вероятно, собираетесь сделать органисткой Мэрилин Фергюсон, и тогда в алтарной гильдии станет на одного человека меньше. Неидеальный предлог, но лучший, который я смогла изобрести под влиянием момента. И я смогла сдержаться и не улыбнуться при упоминании имени Мэрилин Фергюсон, чье неуклюжее обращение с клавишами превращает даже самые суровые и трагические псалмы в повод для неприкрытого смеха у прихожан. – Какая забота с твоей стороны, Флавия, – сказала мисс Трулав. – Если ты не откажешься обсудить этот вопрос за чашечкой чая… Я чуть не сбила ее с ног, протискиваясь в дверь. – Прекрасно, – поблагодарила я. – Чай – это прекрасно. Я с радостью помогу вам, разделю ношу. Осторожно, Флавия. Не клади слишком много сыра в мышеловку. – Пойдем на кухню, – предложила мисс Трулав. – Извини за беспорядок. Я так редко принимаю гостей, что на самом деле… – О, я не возражаю, – перебила я. – Вы еще не видели мою комнату. Фели всегда говорит, что я… Тут я запнулась, извлекла носовой платок и трубно высморкалась, как будто меня охватили воспоминания об уехавшей сестре. – Тише, тише, милочка, – сказала мисс Трулав, выдвигая стул и предлагая мне сесть. – Тебе, должно быть, так трудно после всех этих лет. Устраивайся поудобнее, и я поставлю чайник на плиту. Пока мисс Трулав суетилась, у меня было время хорошенько осмотреться на кухне. По контрасту с внешним видом дома обстановка была на удивление современной и, несмотря на извинения мисс Трулав, довольно опрятной. Подоконники были заставлены растениями в горшках, что давало ощущение, будто находишься в оранжерее. На стене висел церковный календарь, и почти каждый день был отмечен разноцветными крестиками. Плита «Ага», у которой возилась мисс Трулав, представляла собой огромную старомодную модель кремового цвета – не такую большую, как в Букшоу, но достаточно массивную, чтобы внутрь можно было бы засунуть плачущих Гензеля и Гретель и еще осталось место для капающего жира. – Вы много готовите, мисс Трулав? – полюбопытствовала я, стараясь звучать так, будто просто поддерживаю беседу. – Полагаю, да, – ответила она. – Но не так, как ты думаешь. Святая Хепзиба! Куда я заявилась? Меня разрежут ножами, вытопят жир на дальней горелке «Аги» и развесят куски, чтобы зимой кормить птиц в саду мисс Трулав? – О? – выдавила я. – Трудно готовить на одного, – ответила мисс Трулав. – Тем более что я ем как птичка. |