Онлайн книга «Люмен»
|
– Ты что, боишься? – спрашивает он насмешливо. Нет, конечно же, нет. Я отрицательно мотаю головой. Уличить кого-то в том, что он боится, – это худшее из возможных оскорблений, на мой взгляд. Его лицо снова расплывается в улыбке. – Так ускользни из дома и будь на месте в полночь. Ты же знаешь, что Финн будет слишком занят своими учебниками по латыни. А я уверен, ты не захочешь разделить вместе с ним это времяпрепровождение. Нет, конечно же, у меня нет никакого желания учиться. Меня латынь раздражает, в то время как Финн показал отличные способности к ее изучению. Он проводит буквально все свободное время, штудируя учебник по этому мертвому языку. – Ты же знаешь, что хочешь прийти, – добавляет Дэр. – Хорошо, – соглашаюсь я, стараясь говорить как можно более сдержанно, потому что мурашки бегают вверх и вниз вдоль моей спины в предвкушении: интересно, чем он планирует заняться там в такое позднее время? В нем столько… бунтарства, что сложно и представить. Верная своему обещанию, я прокрадываюсь из своей комнаты в коридор и ускользаю из дома ровно в полночь. Я бегу по дороге так быстро, насколько только хватает моих сил, потому что мне кажется, что нечто пытается догнать меня. Что-то темное. Что-то пугающее. Не замедляя шага, я оборачиваюсь назад. Но там, как и следовало ожидать, ничего нет. Я врываюсь в ворота садика, где Дэр ждет меня. Он улыбается мне, и его зубы сияют, словно жемчужины в ночной тьме. – Привет, – беззаботно приветствует он меня, словно сейчас совсем не полночь, а мы не являемся нарушителями порядка поместья Уитли. – Но ведь тебе не положено покидать дом, – напоминаю я. Он только пожимает плечами, потому что он – Дэр, он привык нарушать правила. – И что? Эта фраза звучит как вызов, и я не принимаю его. Как минимум потому, что не могу придумать достойный ответ. Я до сих пор не могу понять, почему ему запрещено выходить из дома. Мне это все время казалось какой-то бессмыслицей. Это несправедливо. Но если подумать, когда дядя Ричард был справедлив по отношению к Дэру? – Мы с тобой похожи, Калла, – говорит мне Дэр. Вокруг нас сгущается тихая ночь, в которой его голос звучит так нежно. – Здесь я словно в тюрьме, и ты тоже в тюрьме – в плену своего разума. – Нет, это не так, – начинаю спорить я, – я принимаю лекарства. Со мной все в порядке. Дэр встряхивает головой и отводит взгляд. – Но ведь ты знаешь, каково это. Я знаю. Мне приходится согласиться с этим. – Никто на свете не знает, каково это – быть мной, – шепотом произношу я, – даже Финн. Быть мной – одиноко. – Я знаю, каково это, – наконец отвечает Дэр, – тебе не нужно объяснять мне, что это такое. В этом ты не одна. Мы сидим, разглядывая далекие звезды, а наши плечи сталкиваются, впитывая тепло друг друга, и я думаю, что, возможно, он прав. Мы с Дэром действительно похожи. Когда я с ним, мне не так одиноко. – Почему ты в плену? – спрашиваю я спустя несколько минут, затрагивая запретную тему: с одной стороны, мне не терпится узнать ответ, но с другой – я боюсь, что он разозлится на меня. Но он не показывает ни капли раздражения. Его плечи ссутулены, а глаза закрыты. Он сидит так, подняв лицо к небу, к луне. – Тебе не стоит беспокоиться об этом, – произносит он устало, – никто не хочет, чтобы ты знала об этом. – Но почему? – Потому что. – «Потому что» – это не ответ. – Во всяком случае, пока, – говорит мне Дэр, – однажды ты, возможно, все узнаешь. Сейчас имеет значение лишь то, что ты видишь перед собой. Мы дышим воздухом, на небе сияют звезды, а на ужин у нас был шоколадный торт. Он прав. Ужин был хорош. А следом за ним наступила хорошая ночь. Мы одни в саду вместе с Дэром. Мы нарушители правил. И это прекрасно. * * * Вода сжимается вокруг моего тела, словно огромная пасть, поглощает меня, я тону. Я судорожно ворочаюсь и изгибаюсь, пытаясь сломить свою жидкую темницу, опутывающую мои руки и ноги. Я не могу пошевелиться, не могу дышать, а черные глаза уставились на меня отовсюду: со дна, с поверхности. Я вижу их, вглядываюсь в них, боюсь их, пока они не становятся размытыми и не исчезают полностью. Глубже. Глубже. Я ухожу все глубже и глубже. Все дальше от него. От моего спасителя. От моего Антихриста. – Это все твоя вина, – шепчу я, но вода поглощает мои слова, они застревают в моем горле. Говорю ли я это ему или самой себе? Это больше не имеет никакого значения. Мои легкие все больше, и больше, и больше наполняются водой, мне нечем дышать. Есть только черная дыра на том месте, где когда-то теплилось и билось мое сердце. – Это все нереально, Калла, – слышу я голос Финна, но я знаю, что его самого здесь нет. Здесь никого нет, я одна в этой подводной тюрьме, вокруг меня только мутная темная жидкость. Мои пальцы пытаются зацепиться за что-то, за пустоту, за все, что попадается под руку. Сконцентрироваться. Я прищуриваюсь и дышу, делаю глубокий вдох, как меня и учили. Мое тело наполняется воздухом, словно сосуд: сначала кислород проникает в живот, потом достигает уровня диафрагмы, проходит сквозь горло и достигает предела во рту. Я медленно выдыхаю, словно выдувая воздух через трубочку, выталкивая его прочь, стремясь поскорее избавиться от него, пока внутри не остается совсем ничего, только я и мои засохшие пустые легкие. Я делаю это снова. И снова. И когда все заканчивается, я снова могу видеть. Я в больнице, и я больше не та маленькая девочка. Я Калла Прайс, Финна больше нет, и Дэра тоже – я осталась в полном одиночестве. Я закрываю глаза, потому что это совсем не та реальность, в которой я хотела бы находиться. Тьма накатывает на меня волнами, движется в разные стороны, и я понимаю, что я больше не в больнице, я никогда там не была. Я в коробке, в гробу. Я одна, и кусок шелковой ткани повязан вокруг моего пояса, а в руках у меня каллы. Белые. Они пахнут так, словно давно завяли. Впрочем, так и есть. Умирающие цветы пахнут слаще всего. Я выпускаю их из рук и пытаюсь надавить на крышку, обитую плиссированным шелком, толкаю ее изо всех сил. Но она не поддается. Я ударяю по ней снова, и снова, и снова, но ничто не помогает. Я в заточении. Я застряла здесь навеки, я застряла, застряла. |