Онлайн книга «Люмен»
|
Но прежде чем я полностью теряю способность видеть, а тьма застилает собой все вокруг, я замечаю Финна и Дэра на лужайке. Они играют и смеются, но совершенно внезапно Дэр останавливается и поднимает голову вверх, и его темные-темные глаза встречаются с моими. Он пристально смотрит на меня, глядит сквозь меня, видит меня насквозь. У меня перехватывает дыхание, потому что есть в этом что-то странное, нечто, что выводит меня из себя. Дэр поднимает в воздух одну руку и машет мне, а затем убегает вместе с моим братом в гущу деревьев. С моим братом. Моим. Негодование снова переполняет меня, потому что я вынуждена лежать здесь, в своей постели, а он там, на улице, вместе с моим братом, играет с ним в наши любимые игры. С моим братом. Моим. Моим. Но я больше не могу сдерживать темную волну, застилающую мои глаза, и она поглощает все вокруг, даже мое негодование, даже мое неутолимое желание играть. Она накрывает меня с головой, притупляя все мои чувства и эмоции. Я погружаюсь в сон, я теряюсь… в своих фантазиях, кошмарах, реальности. Кто вообще сможет их различить? Там есть Финн, там есть Дэр, и мой брат протягивает мне руку. Потому что это я должна быть рядом с ним, а не Дэр. Я должна кричать от радости, прыгать и смеяться. Мы убегаем вдвоем подальше от Дэра, поближе к скалам, поближе к морю. Когда я оглядываюсь через плечо, Дэр стоит и смотрит нам вслед. На его лице самое печальное выражение, которое мне когда-либо доводилось видеть. Он не двигается с места, чтобы догнать и поймать нас, и я понимаю, что он сдался. И он тоже это знает. Ему не место в одной игре с Финном. Там есть место только для меня. Финн – мой. * * * Проснувшись, я слышу голоса, разносящиеся по комнатам нашего дома. Я улавливаю запах гвоздик, лилий и других похоронных цветов – аромат смерти. Аккуратно я крадусь через комнату, а затем вниз по лестнице. Повсюду стоит запах свежей выпечки и кленового сиропа, который я пытаюсь вдохнуть в себя целиком. – Сегодня какой-то праздник? – спрашиваю я маму, потому что выпечку она готовит только в очень особенные дни. Продолжая суетиться по кухне, она бросает на меня взгляд. – Твоему двоюродному брату придется уехать раньше, чем планировалось. Его преподаватель по латыни вернулся досрочно. – Латынь? Мама кивает. – Ваша бабушка хочет, чтобы вы все знали латынь. Ты и Финн тоже будете изучать ее, но позже. Думаю, вы сможете начать уже в следующем году. – Можешь начать прямо сейчас, – вмешивается в наш разговор Дэр, и только теперь я замечаю, что он сидит на диване, удобно откинувшись на спинку, а колени укрыты пледом. Его кожа выглядит бледнее, чем мне показалось вчера. – Например, «iniquum» переводится как «несправедливость». Мой язык произносит нечто непривычное и неслыханное прежде: «iniquum». Мама протягивает Дэру тарелку с горячим завтраком, от которой в воздух поднимается пар. Он хочет встать с места, чтобы взять блюдо самому, но она останавливает его, жестом показывая, чтобы он оставался на месте. – Не беспокойся, милый. Посиди, отдохни. Отдых. До меня внезапно доходит, что никто не собирается отчитывать меня за то, что я встала с постели. – Твой отец убьет меня, если узнает, что я позволяю тебе перетруждаться, – добавляет мама так, будто она совсем забыла, что не далее чем вчера он бегал вместе с Финном по лужайке и играл с ним в салки. – Ты ударился? – с любопытством спрашиваю я у него. Он смотрит на меня и закатывает глаза. – Нет. Я ничего не понимаю, совсем ничего. Я бросаю взгляд на своего брата в надежде, что он сможет мне все разъяснить, но Финн ведет себя как обычно, словно все происходящее в порядке вещей, словно это Дэру, а не мне, положено соблюдать постельный режим. Не мне. – Что происходит? – шепчу я, чувствуя себя безнадежно потерянной. Комната вокруг меня начинает вращаться, и все присутствующие двигаются будто в ускоренной съемке, а я единственная, кто остается на месте и в реальном времени. Мама кидает на меня быстрый взгляд. – Я же говорила тебе, милая. Дэру нужно вернуться в Англию. Не волнуйся. Мы тоже поедем туда совсем скоро: ведь мы бываем там каждое лето. Разве мы когда-то бывали там? Я смотрю на Финна, и он выглядит очень радостным, словно ему не терпится поскорее отправиться в Англию, словно мы и правда ездим туда каждое лето всю свою жизнь. Но проблема в том… что у меня не осталось об этом совсем никаких воспоминаний. – Я и правда схожу с ума, – мягким голосом говорю я сама себе, – я действительно безумна, как они все мне говорят. Я безумна. Финн берет в руки тарелку и протягивает ее мне, на ней горячие блинчики с орехом пекан и кленовым сиропом, от них идет пар. Это словно пища богов на круглом куске фарфора. Я это точно знаю. Я откусываю кусочек, потом следующий, но на третьем я понимаю, что не могу двигать языком. На секунду мне кажется, что это снова глупые шутки моего сознания, что это мой мозг заставляет меня думать, будто я перешла в режим замедленной съемки, в то время как все вокруг движется слишком быстро. Но затем я вижу, как бессильно опускаются мои руки на стол передо мной, а мама подскакивает со своего места, чтобы подхватить меня. Я не могу дышать, не могу дышать, не могу дышать. – Калла! – резко вскрикивает она, похлопывая меня рукой по спине: она считает, что я просто подавилась. Но я не подавилась, я просто не могу дышать. Я пытаюсь обхватить пальцами свою шею, свое лицо, достать до своего языка. Воздуха! Воздуха! Но воздух, который я пытаюсь отчаянно заглотить ртом, не спускается вниз в легкие. Свет. Яркий свет. Я погружаюсь в него полностью. Мне кажется, я умираю. Внезапно ко мне приходит осознание, что именно так это и происходит. Так к людям приходит смерть. Ее объятия теплые, мягкие и гостеприимные. В них уютно, как дома. Она пахнет совсем не так, как раствор для бальзамирования тел или погребальные лилии, не имеет ничего общего с ароматами, которые пронизывают воздух здесь, в похоронном бюро. Она пахнет дождем, свежескошенной травой, облаками. |