Онлайн книга «Люмен»
|
– Никогда больше не говори, что хочешь умереть, Калла. Ты не должна приносить себя в жертву. У тебя иная судьба. – Откуда тебе знать, что для нас уготовила судьба? – С этими словами я отстраняюсь, чтобы увидеть реакцию на его лице: оно такое серьезное, такое серьезное, такое серьезное. – Потому что я просто знаю. – Это не ответ, – спорю я. – И тем не менее это так, – отвечает он. В следующую минуту его руки опускаются, и он направляется в сторону дома. Я остаюсь в полном одиночестве, и ответы слышатся мне с верхушек деревьев, они дразнят меня из-за зарослей мха, и мне срочно нужно поймать их. Я должна найти все ответы, потому что мой разум ускользает, ускользает, ускользает от меня, и если в моей голове не сформируется цельная картина, то я лишусь рассудка окончательно. Я знаю это. Я знаю это. Поэтому я разыскиваю своего брата и настаиваю на том, чтобы мы вместе занялись поиском правды. Финн любит меня, поэтому безропотно следует за мной, несмотря на сомнения. Я стою на границе леса, деревья сгибаются надо мной, что-то нашептывают мне, покачиваются на ветру. Слова застывают на моих губах: – Один к одному к одному. – Что это значит? – спрашивает Финн, стоя со мной плечом к плечу. Он не бросит меня даже сейчас, когда он, должно быть, полностью уверен в том, что я такая же сумасшедшая, как и он сам. «Мы должны поддерживать баланс друг друга», – вот что он сказал мне вчера, когда я поведала ему о том, что произошло в комнате Сабины и в мавзолее. Я смотрю на него. – Не знаю, что все это значит, но эта фраза постоянно звучит у меня в голове, снова и снова. Финн бросает на меня встревоженный взгляд, он напуган, а его бледная рука крепко сжимает мою. – Плохо все это, Калла, – произносит он, но на самом деле ему вовсе не обязательно говорить мне об этом, потому что я и сама все прекрасно понимаю. Конечно же, я все понимаю. Я ступаю в мшистые заросли леса, погружаясь в холодные тени папоротников, и не знаю почему, но ясно чувствую, что должна быть здесь. – Не ходи туда, – предупреждает меня Финн, призывая вернуться назад: на этот раз он не пойдет за мной, – мне там не нравится. – Мне тоже, – отвечаю я, продолжая шагать в лесную глушь, потому что меня тянет туда, словно тросом или невидимой пуповиной. Финн остается на месте, его лицо выражает крайнее беспокойство, но он не может пойти за мной, и я вовсе не осуждаю его за это. Лес наполняет меня каким-то гнетущим ощущением, здесь все мрачное, пугающее. Здесь что-то есть. Оно спрятано здесь специально для меня. Впереди я вижу тень, она покачивается и скользит. Я следую за ней, не в силах устоять на месте. Она ныряет за деревья и выплывает обратно, и я делаю точно так же. И затем, наконец, наконец… Она исчезает, и я снова одна. Я чувствую неподвижность леса, я буквально ощущаю ее вкус. Я в полном, абсолютном одиночестве. Я озираюсь по сторонам, поворачиваюсь вокруг своей оси и внезапно обнаруживаю, что со всех сторон от меня находятся обугленные куски древесины, выстроенные строго по окружности: я стою посреди огромного кострища. Я замечаю что-то среди горсти пепла: нечто коричневое, покрытое дубленой кожей и, судя по виду, очень старое. Я наклоняюсь, чтобы дотронуться до этого предмета, но обжигаю пальцы. Угли все еще горячие. Я снова встаю на ноги и подталкиваю книжицу найденной на земле палкой, высвобождая ее из кучи золы, туда, где ее не сможет тронуть жар угасающего огня. Дневник распахивается листами кверху, и самая первая его страница смотрит прямо на меня, я узнаю неровный почерк своего брата. Дневник Финна Прайса. Я хмурю брови, сводя их к самому центру лба, и делаю глубокий вдох: зачем Финну было приходить сюда? Я жду, пока промозглый ветер охладит страницы, и, несмотря на то что многие из них обожжены и безвозвратно испорчены огнем, некоторые все еще могут мне о чем-то рассказать. NOCTE LIBER SUM NOCTE LIBER SUM В НОЧИ Я СВОБОДЕН. ALEA IACTA EST. СМЕРТЬ ПРЕДРЕШЕНА. Жребий брошен. Жребий брошен. Serva me, servabo te. Спаси меня, и я спасу тебя. Спаси меня. Спаси меня. Спаси меня. Мое дыхание становится тревожным и тяжелым. Я не могу, не могу, не могу. Потому что то же самое говорила мне Сабина: слово в слово, в разное время и в разных местах. Зачем она рассказывала то же самое моему брату? Что все это значит? Страницы совсем истончились, и их уголки рассыпаются прямо в моих пальцах, потемневшие, съеденные огнем, но я все еще могу разобрать большую часть написанного. Я ТОНУ. ТОНУ. ТОНУ. IMMERSUM. IMMERSUM. IMMERSUM. КАЛЛА СПАСЕТ МЕНЯ, ИНАЧЕ Я УМРУ Я УМРУ Я УМРУ. SERVA ME, SERVABO TE. СПАСИ МЕНЯ, И Я СПАСУ ТЕБЯ. СПАСИ МЕНЯ. СПАСИ МЕНЯ. СПАСИ МЕНЯ, КАЛЛА. И ТОГДА Я СПАСУ ТЕБЯ. Со страниц на меня смотрят схематично нарисованные фигуры и символы, некоторые лица грубо перечеркнуты, и я не помню, чтобы его дневник был наполнен настолько нездоровыми и жуткими записями, когда я случайно прочитала его тогда, давно. Если бы я увидела такое, то отдала бы его прямо в руки нашим родителям, потому что это, это, это какое-то безумие. Я смотрю на одну из картинок: на ней изображены два мальчика и девочка. Один мальчик полностью перечеркнут жирными штрихами, но я все еще могу различить его глаза – его черные, как ночь, глаза. Я знаю, что этот мальчик – Дэр. Финн перечеркнул Дэра. ОДИН К ОДНОМУ К ОДНОМУ. СМЕРТЬ ПРЕДРЕШЕНА ЖРЕБИЙ БРОШЕН. ОДИН К ОДНОМУ К ОДНОМУ, ЖРЕБИЙ ПАДЕТ НЕ НА МЕНЯ. ЖРЕБИЙ ПАДЕТ НЕ НА КАЛЛУ. ОДИН К ОДНОМУ К ОДНОМУ. Я замираю на месте, по мере того как невероятно мощное ощущение паники рождается в глубине моего живота и поднимается к груди, где норовит разорвать сердце на части. Мне кажется, что чьи-то пальцы, покрытые черной слизью, берут меня за плечи и с силой встряхивают, сильно, сильно, сильнее, пока мои зубы не начинают скрежетать. |