Онлайн книга «Волчья река »
Он не колеблется и не задает вопросов; хватает свой телефон и отходит в угол, чтобы позвонить. – Ви, – говорю я, – твоя мать… ты можешь сказать, дышит ли она? – Она мертва. – В ее голосе не слышно никаких эмоций. Совсем никаких. Шок? Что-то еще? Я не знаю. – Ты можешь проверить ее пульс? – Она мертва. – Впервые девушка вкладывает в слова хоть какое-то чувство. В них звучит усталость, и я вздрагиваю, услышав это. – Она лежит на полу и… Я слышу, как Ви Крокетт колеблется. Умолкает. Когда она снова заговаривает, то произносит шепотом: – Они возвращаются. – Ви? Вера! Она кладет телефон или роняет его. Я слышу что-то похожее на шаги или стук, а потом раздается оглушительное «бабах», заставляющее меня вздрогнуть и посмотреть на трубку, как будто я опасаюсь, что из нее вылетит что-то, кроме звука. Через секунду я подавляю этот импульс и снова подношу трубку к уху. – Ви? Вера? Ответь мне! Что происходит? Сэм все еще говорит по телефону, глядя на меня. Я беспомощно поднимаю руку. Ви Крокетт не отвечает. Но я слышу что-то. Движение? Отдаленный крик? Что-то вроде того. А потом вдруг снова раздается ее ровный, спокойный голос: – Это его прогнало. – Вера, что это было? – Я выстрелила из дробовика, – говорит она. – Прямо через дверь. Думаю, он со всех ног удирает в холмы. – С тобой всё в порядке? – Да. – Ви… – Я не знаю, что мне еще делать, кроме как разговаривать с ней дальше. – Ви, твоя мама сказала, что беспокоилась о чем-то. О тебе? – Нет, – отвечает она. – Моя мама никогда не беспокоилась обо мне. Если б она это делала, то давным-давно сдалась бы. Не могу особо винить ее. Это всё какая-то бессмыслица. Я не знаю, как расшифровать слова этой девушки. – Ви, сколько тебе лет? – Пятнадцать, – отвечает она. Я вздрагиваю, как от боли, и на миг прикрываю глаза. – Моя дочь – твоя ровесница. Я знаю, что ради нее сделала бы все что угодно. Уверена, что твоя мать чувствовала то же самое. – Я с трудом сглатываю. Мне нужно, чтобы она говорила дальше. «Боже, она всего лишь ребенок!» – Расскажи мне о своей маме, Ви. Что произошло в последний раз, когда вы говорили с ней? – Я не помню, – отзывается Ви. – Теперь это уже не важно. Она мертва. Она мертва, и я… Она не заканчивает фразу, но у меня возникает тошнотворное, жуткое чувство. Что, если фраза заканчивалась словами «и я убила ее»? Марлин очень расплывчато говорила о том, что происходит. Она не упоминала никаких подробностей, но, может быть, просто не хотела признавать, что боится собственной дочери… Ужасно столкнуться с подобным. Я слышу вдалеке отголоски воя сирены. – Ви, дробовик все еще у тебя в руках? – спрашиваю я. – Да. – Я прошу тебя кое-что сделать, – говорю я как можно более спокойно, заботливо и уверенно. Сэм завершает свой звонок и подходит, останавливаясь напротив меня; он внимательно всматривается в выражение моего лица, в мои жесты. Но ничего не может сделать. Только я одна. – Я прошу тебя положить дробовик на пол. Сделай это сейчас, пожалуйста. Я слышу движение. Шорох. Тяжелый удар. – Хорошо, – говорит Ви. – Я это сделала. Но они все равно пристрелят меня. Им нужен предлог. – Они этого не сделают, – возражаю я. – Теперь я прошу тебя открыть входную дверь, поднять обе руки повыше и встать на крыльце. У вас же есть крыльцо, верно? У многих людей в сельских районах Юга есть крыльцо. – Да, мэм, – отвечает она. – Но если я выйду туда, они застрелят меня насмерть. – Обещаю тебе – они не сделают этого, если ты поднимешь руки. – Если я их подниму, то не смогу слышать вас по телефону, – замечает она. Совершенно резонно, однако прежним странным тоном, без малейших эмоций. – Ты можешь переключиться на громкую связь? – Да, конечно. – Ви делает это; я слышу, как в телефон врывается весь окружающий ее мир. – Хорошо, я иду к двери. – К моему потрясению, она хихикает. – Господи, я прострелила дверь прямо насквозь! Я вижу сквозь нее. Я испытываю тошноту при мысли, что по другую сторону двери, на ее крыльце, может лежать труп, но не говорю это вслух. Лишь произношу: – Хорошо, открой, пожалуйста, входную дверь – медленно – и подними обе руки. Ты делаешь это, Ви? Слышу скрип петель. Голос Ви несколько отдаляется. – Да, мэм. – Медленно выйди наружу и не опускай руки. Это решающий момент. Я слышу, как вой сирен замолкает и как открываются дверцы машин. Если закрыть глаза, я смогла бы увидеть все это, словно на панорамном кадре. Ви стоит на крыльце. В двери позади нее зияет дыра. На земле лежит кто-то раненый, может быть, даже убитый. Две – нет, три полицейских машины – должно быть, все, что есть в распоряжении местной полиции, – окружили дом. Пистолеты в руках копов, взвинченных и готовых стрелять. – Брось это! – кричит один из них, и я понимаю, что он принял телефон, который она держит над головой, за оружие. – Брось телефон, Ви, – говорю я ей. – Ладно, – говорит она голосом спокойным, словно замерзшее озеро. Я слышу, как телефон падает. Удар. Потом три гудка – и звонок обрывается. * * * О том, что делать дальше, особых споров не возникает. Я пытаюсь перезвонить по тому же номеру, но после гудков попадаю на стандартное автоматическое приветствие. Могу представить, как телефон падает на крыльцо и разбивается… а если даже он и уцелел, вскоре окажется в пакете для улик, и по нему уж точно никто не ответит. Либо Ви Крокетт была застрелена, либо сейчас уже оказалась в наручниках. Ей пятнадцать лет. Я сую пару смен одежды в спортивную сумку и говорю Сэму: – Я должна ехать. Ее мать звонила мне, прося о помощи. И теперь, хочу я того или нет, я стала свидетелем по этому делу. Ви позвонила мне до того, как приехала полиция, и им понадобятся мои показания для протокола. Я не хочу, чтобы они приезжали сюда и устраивали сцену, которую могут заснять киношники Миранды. Я вижу, как при этих словах Сэм вздрагивает. А может быть, виной тому просто упоминание Миранды. – Ты не знаешь, действительно ли так будет. – Знаю, – возражаю я ему. – Эти документальщики кружат здесь, как стервятники. И если полиция подъедет к нашему дому, они уж точно этого не упустят. Лучше разобраться с этим подальше отсюда. Я хочу поговорить о записи, сделанной Мэлвином в дневнике сестры Сэма, об ужасном шоке, вызванном этим, об эмоциональной катастрофе, случившейся прошлой ночью, но понимаю, что всему свое время. |