Книга Гретхен, страница 46 – Кристина Нестлингер

– Плохо ему, видите ли! Скажите, пожалуйста! Приспичило встречаться с Фройденталером! Ни раньше ни позже! Раз в неделю мы собираемся почти всей семьей, а ему хоть бы хны! Променять семью на какого-то мерзопакостного Фройденталера, с которым он и так каждый день видится в школе! А главное, ведь ни за что не призна́ется! Он все время выкручивается и врет! Постоянно! Жрет и врет, врет и жрет!

Папу заклинило: он без конца повторял одно и то же. Гретхен, проклиная себя за длинный язык, молча сидела рядом с ним и молила бога, чтобы, когда они приедут, Гансика не было дома. А вечером, когда Гансик вернется, папа уже остынет. Если же Гансик еще не ушел, то скандала не миновать!

Гансика дома не было. Дверь в его комнату стояла нараспашку, кровать была нетронута. Значит, он даже не ложился, хотя любил прикорнуть после обеда. Тихий час был для него делом святым. Только с недавних пор он добровольно пропускал дневной сон – по субботам, когда Гретхен приходила в гости.

– Ну и что теперь? – спросила Гретхен.

– Что-что… Ничего! – буркнул папа. – Буду ждать, когда он явится! И потребую объяснений: почему он сначала изображает умирающего лебедя, а потом мчится встречаться с Фройденталером!

– И что это даст? – Гретхен явно сомневалась в пользе такого допроса.

Папа, похоже, тоже не вполне был уверен в том, что поступает правильно. Во всяком случае, он ничего не ответил и ушел в комнату, которая называлась у него кабинетом.

Гретхен осталась в гостиной. Настроение было хуже некуда. Она, конечно, сочувствовала бедному Гансику, и загнанного в угол папу ей тоже было жалко, но еще больше она жалела себя: так бездарно провести субботу! Уж лучше бы пошла в кино с Флорианом!

Гретхен встала и направилась в детскую, которую они раньше делили на троих и которая теперь целиком и полностью принадлежала Гансику. Она села на краешек своей кровати и прислушалась: не шевельнется ли в душе ностальгическое чувство? Но никакого отзвука в душе знакомая обстановка не вызвала. Может быть, все дело в спертом воздухе? Гретхен подошла к окну и открыла его. Снаружи хлынул холодный воздух, и ветром с письменного стола сдуло бумажки, которые теперь разлетелись по всей комнате. Пришлось закрыть окно. Гретхен принялась собирать разлетевшиеся листы. Одни из них были с упражнениями по математике, другие – чистые, но большая часть имела крайне странный вид: они были исписаны загадочными фразами, явно накарябанными левой рукой. Взяв один такой лист, Гретхен кое-как разобрала кривые буквы и прочитала:

Гретхен стала перебирать листы; надписи были разные:

Гретхен насчитала около дюжины таких записок. Она собрала их в стопку, села на кровать и углубилась в чтение. С бьющимся сердцем девушка перечитывала их снова и снова, потом поднялась, положила всю пачку на письменный стол, придавила стеклянным пресс-папье, вышла в коридор, набрала номер Флориана Кальба и сообщила, что планы изменились и она готова пойти с ним в кино сегодня. Флориан был на седьмом небе от счастья и спросил, как она относится к «Касабланке» ^[6]. Этот фильм Гретхен смотрела уже раз пять, но все равно согласилась. Какая разница, если все равно ничего не увидишь? Все походы в кино с Флорианом протекали одинаково: одна сплошная возня – то дашь ему руку, то отнимешь, то хлопнешь по руке, чтобы не забывался, то погладишь, чтобы не обижался, то дашь себя поцеловать, то отпихнешь. И так весь фильм.

Гретхен приняла предложение: пусть будет «Касабланка». Два часа в компании с Хамфри Богартом и Флорианом, телячьи нежности и сладкая мелодия «Сыграй это снова, Сэм», – это то, что сейчас ей было просто жизненно необходимо.

В понедельник утром Магду с Пепи было никакими силами не вытащить из постели. Когда же Гретхен все-таки удалось их растолкать, они вяло и нехотя вылезли из-под одеял и, слегка пошатываясь, потопали в ванную комнату. При этом они всю дорогу страшно зевали и выражали недовольство. Все вместе взятое выглядело крайне странно. И Магда, и Пепи были ранними пташками: они поднимались обыкновенно уже в половине шестого утра, устраивали подушечные сражения, включали на полную громкость радио, подкреплялись чем-нибудь совершенно неподходящим для завтрака – короче говоря, отчаянно бузили, мешая спать и Гретхен, и маме, и Мари-Луизе. Вот почему сегодня, глядя на них, мама встревожилась и прилепила обоим по гелевому экспресс-пластырю на лоб, чтобы понять, нет ли у них температуры. Пластыри сразу изменились в цвете. Магду и Пепи тут же отправили обратно в постель, и Мари-Луиза поставила им нормальные ртутные градусники. У Магды термометр показал 38,9, у Пепи – 39,2.

– И это с утра! – мрачно сказала мама. – Значит, к вечеру до сорока подскочит!

– По городу грипп ходит! – отозвалась Мари-Луиза. – Это точно грипп! Сейчас многие болеют!

– Кто же с ними останется сидеть? – спросила Гретхен.

Мари-Луиза потупила глаза и тяжело вздохнула.

– Я никак не могу, – сказала она извиняющимся тоном. – У меня на работе уже двое на больничном. Если еще и я не приду, будет черт знает что!

Мари-Луиза посмотрела на Гретхен. В ее взгляде читалась мольба: «Прошу тебя, детка! Пожалуйста!»

– У меня сегодня контрольная по английскому, – объявила Гретхен. – И если я не приду, то это будет выглядеть, как будто я не подготовилась и решила прогулять!

– Нет, нет, конечно, Гретхен! – поспешила исправить положение мама. – Это даже не обсуждается! Иди спокойно в школу. Еще не хватало, чтобы ты из-за нас пропустила контрольную работу! Я посижу. У меня сегодня на занятиях ничего особо важного нет. Только в среду мне обязательно нужно быть. Я должна выступать с докладом.

– Вот и отлично! – бодро подвела итог Мари-Луиза. – Значит, сегодня и завтра с малышней сидит Элизабет, в среду Гретхен пропустит денек, а с четверга я сама возьму больничный.

Гретхен вспомнила, что в среду у них зачет по биологии. Ей обязательно нужно его сдать, потому что по этому предмету у нее между пятеркой и четверкой и оценка за зачет может стать решающей! Но делать было нечего, и она согласно кивнула. Все-таки было бы неприлично, если бы она опять начала отказываться сидеть с больными детьми. Тем более еще неизвестно, как все сложится: может быть, Магда с Пепи к среде успеют поправиться, подумала она оптимистично.