Онлайн книга «Дом учителя»
– Частный дом, – рассказывала Ольга. – Санаторий, продающий курсовки, в двух автобусных остановках или пешком по красивой дороге. Хозяйка очень аккуратная и добрая женщина, работает в том самом санатории нянечкой. Теперь по-другому называется: уборщица или техничка, но няня – нежнее. Она никогда не сдавала комнат курортникам, но тут вернулся сын из армии с отдельным входом и санузлом со всеми удобствами. Анна Аркадьевна недоуменно уставилась на Ольгу, не в силах расшифровать последнюю информацию. Оказалось, Ольга пропустила «лишнее» уточнение, что сын сделал пристроечку к дому. – У них сад – персики, абрикосы, виноград, – уговаривала Ольга. – В конце октября? – спросила Анна Аркадьевна. – Вы позвоните ей! – напирала Ольга. – Хорошо, оставьте телефон. – Прямо сейчас! С женщиной ведь договорились, она ждет, нервуется! Последнее слово, очевидно, означало «нервничает и волнуется». Анна Аркадьевна сдалась и набрала номер. Поздоровалась, представилась, спросила, могут ли сдать ей пристроечку и на каких условиях. – Ой, это вы! – ответила Татьяна Петровна, так звали хозяйку. – Ой, не знаю, понравится ли вам. У нас все скромно, но все новое, вот сегодня постельное белье купила и полотенца. «Точно, нервуется, – подумала Анна Аркадьевна. – Приятный голос. “Ой!” выдает человека тревожного, но совестливого. Что не исключает болтливости, не замучила бы меня разговорами. Лучше сразу предупредить, что я человек занятой». – Есть ли в жилище, которое вы сдаете, письменный стол? – спросила Анна Аркадьевна. – Я планирую не только лечиться, но и работать над научной статьей. – Имеется. На четырех ножках, но без тумб, извините. Еще шкаф двустворчатый, тахта, зеркало, коврик на полу, вешалка для верхней одежды и… и все. Татьяна Петровна говорила, затихая, и последние слова произнесла едва ли не шепотом, явно ожидая отказа. – Замечательно! – похвалила Анна Аркадьевна. – Какова же цена? – Ой, не знаю! Восемьсот рублей в сутки… не дорого? – Совсем не дорого. – А если с питанием, – осмелела Татьяна Петровна, – то тысячу. Ой! – Договорились! Когда куплю билет, я вам позвоню. Всего доброго, Татьяна Петровна! Ольга сияла от удовольствия. – Как вам хозяйка? – Ольге не хотелось уходить. – По-моему, очень милая и приятная женщина. Я вам благодарна и признательна, Оля. – Говорят, ей что министр, что кочегар одинаково. – В каком смысле? – Перед министром стелятся, заискивают, а с кочегаром не церемонятся. Другие люди, не Татьяна Петровна. Мне пора? – Еще раз большое спасибо! Муж настоял, чтобы Анна Аркадьевна купила билет в вагон люкс: – Ведь сутки ехать, а ты не любишь разговорчивых попутчиков. – Вас послушать, так я к старости превратилась в мизантропическую грымзу. – Кого нас? – Интересненько! Ты не стал оспаривать, что я грымза, а уточняешь, кто еще разделяет твое мнение. Анна Аркадьевна скорчила обиженную мину, Илья Ильич закатил глаза в притворной досаде, мол, как мне надоели твои капризы. Они прожили вместе тридцать четыре года и понимали друг друга, едва переглянувшись, вскинув бровь или дернув уголком рта, отпустив словечко или фразу, точный смысл которых не имел отношения к ситуации, но был цитатой, воспоминанием того сходного, что произошло когда-то давно. Дети знали этот язык и догадывались, что мама часто шутит не когда ей весело, а когда папе грустно, что их обмен упреками может быть дурашливой игрой, а вежливый корректный разговор – настоящей ссорой. Муж не любил с ней расставаться. Его миропорядок прочен и надежен, только если Аня рядом. Чуть поколеблен, когда жена в Москве, а он на даче. Это привычное и потому допустимое отклонение от нормы. Как сбой графика движения поездов в метро – надо чуть подождать, и поезда снова и обязательно побегут в четком ритме. Они никогда не отдыхали раздельно, поэтому со стороны мужа подвиг и жертва отправить ее на курорт. Илья Ильич вернул глаза в нормальное положение: – В Кисловодске веди себя хорошо! Не пей, не кури, не связывайся с дурной компанией… – Переходи улицу на зеленый свет. В кои веки мне выпала возможность пуститься во все тяжкие, а я буду вести себя как послушница, готовящаяся к постригу? Дудки! Подтекст этого диалога был полностью противоположен смыслу произнесенных слов. – Мне будет плохо без тебя, я буду скучать. – Потерпи, родной, это всего пара недель. Анна Аркадьевна продолжила нормальным, неигровым тоном: – Купе люкс – это роскошно, спасибо! И не забудь, пожалуйста, посетить застенки гестапо. Два года назад Илья Ильич выбил передний зуб. При загадочных обстоятельствах. Анна Аркадьевна пришла домой и обнаружила супруга краше не бывает: губы вспухшие, разбитые, пол-лица – синяк. – Илья, что случилось? – испугалась она. – Защищал девушку от хулиганов, – невнятно прошамкал муж. – Ты был в форме? Первый вопрос, который вырывается у жен военных, полицейских и прочих людей в погонах. Просто нетрезвый, качающийся мужик на улице, заснувший в транспорте или (в старое время) попавший в вытрезвитель, и он же в форме – два разных человека. Немолодой мужчина, то есть Илья, в гражданке, дерущийся с хулиганами, – это совсем не то, что седой лысоватый полковник, которому разукрашивают физиономию. – Я был в хорошей физической форме. Аня! – протянул он жалобно. – Очень болит! Сделай компрессик что ли? У меня один зуб выбился, а второй шатается. Любаня, пришедшая через некоторое время, обнаружила папу с пакетом льда на лице, а под пакетом… – Мама! Что с папой? – примчалась она на кухню. – Ты его спрашивала? Как ответил? – Сказал, не волнуйся, просто бандитская пуля. – Версия номер два. Ты у нас доктор, вот и лечи отца. Может, лед запоздал и нужен согревающий водочный компресс? – Папа потребует его вовнутрь. – Если ты будешь исполнять прихоти вздорных пациентов, из тебя не выйдет хороший врач. Последним явился домой Лёня. Ситуация повторилась. – Мама, что с папой? – А что он тебе сказал? – Желает записаться в общество возрождения русского хоккея. Вступительный взнос – передний зуб. Косят под Овечкина. – Когда твой папа путается в шутливых версиях, ему очень больно и плохо. Его как-то свалил жестокий грипп, температура под сорок. Он мне рассказывал, что искупался в проруби и уговаривал позвать друзей, чтобы его снова погрузили в ледяную воду. Ближайший водоем и возможная прорубь были в ста километрах от военного городка. |