Книга Южная роза, страница 38 – Ляна Зелинская

— Да, мы скоро уезжаем.

— Далеко?

— Да, довольно далеко, — ответила она, разглядывая блюдце, — в Трамантию, в научную экспедицию вместе с отцом.

— Вот как? Надо же… А куда именно? — спросил он негромко.

— В Эрнино.

Ей показалось, что Форстер немного удивлён, и это обстоятельство радовало. Значит, он не имел отношения к их внезапной поездке.

— Вы что-нибудь знаете об Эрнино? — спросил он, беря в руки чашку.

— Нет, — пожала она плечами.

— Это красивое место, — произнёс Форстер задумчиво, — уверен, вам там понравится.

— Сильно в этом сомневаюсь.

— Разве вы были там? — казалось, ответ Габриэль его задел.

— Нет.

— Тогда с чего такой вывод? Может, стоит сначала всё увидеть своими глазами, прежде чем отвечать столь категорично? Трамантия — очень красивая страна…

— А что мне может там понравиться? — прервала его Габриэль. — Ах да, вы же из Трамантии, а значит, там всё мёдом помазано… Как известно — всякий кулик хвалит своё болото.

— Так это из-за меня? Вы заочно не любите Трамантию лишь потому, что я оттуда родом? — усмехнулся Форстер. — Думаете, что она населена дикарями гроу, которые ходят в овечьих шкурах? Пфф! Синьорина Миранди! Какая ограниченность…

— Из-за вас? Пфф! Какая самонадеянность! — парировала она едко. — Вы считаете, что так много значите для меня, что я, только на основании моей неприязни к вам, стану плохо думать о целой стране?

— По мне, так это очевидно. У вас вон даже руки дрожат, — он красноречиво посмотрел на её пальцы сжимающие чашку, — и вы возражаете мне лишь потому, что хотите быть против. Против чего угодно, лишь бы против меня.

Она поставила чашку, которая, и правда, норовила выскочить из рук, и ответила жёстко:

— Против вас? Вы слишком высокого мнения о себе, мессир Форстер. Я сказала, что мне там не понравится лишь потому, что вынуждена ехать туда в силу обстоятельств, а вовсе не по собственному желанию. И такое принуждение, как и любое принуждение, само по себе мне противно. Какими бы вкусными ни были конфеты, когда вас заставляют есть их насильно, вы перестаёте их любить. И я бы предпочла вернуться в Кастиеру, чтобы провести лето в тех местах, которые я люблю, чем тащиться через полмира, искать новых впечатлений в совершенно чужой для меня стране! Даже если там: «горы, озёра, луга и самый вкусный в мире сыр…»! — процитировала она слова отца.

Мессир Форстер встал, и Габриэль тоже вскочила. В какое-то мгновенье она даже испугалась своей дерзости. Эти горцы, они такие обидчивые, когда речь заходит об их родине…

И вообще, что на неё нашло? Почему она всякий раз взрывается, стоит только этому Форстеру начать подтрунивать над ней. А ведь его всё это просто забавляет. Это же видно по его лицу! Ей бы просто промолчать, отделаться незначительной вежливой фразой, похвалить эту треклятую Трамантию, попросить рассказать о ней, задать вопросы о погоде и природе, ведь именно так нужно вести вежливую светскую беседу…

Но нет! Когда дело касается этого гроу, она почему-то перестаёт себя контролировать, её так и тянет ему возражать. И да, он прав, что ей хочется быть против… Против чего угодно, что он говорит.

— Что же, похоже, синьор Миранди задерживается, а у меня в городе ещё остались дела. Может, я встречу его по дороге, — Форстер одёрнул рукава сюртука, — а сейчас я вынужден откланяться. Передайте синьору Миранди книгу, и скажите, что это подарок, возвращать её не нужно. Вы проводите меня?

Он направился к выходу, взял с комода шляпу, помедлил немного, а затем повернулся к Габриэль и произнёс тихо, очевидно, чтобы их не услышала Кармэла:

— Послушайте, Габриэль… Учитывая тот факт, что мы с вами, может быть, никогда больше не увидимся… могу ли я задать вам один вопрос? И получить честный ответ, разумеется?

Они стояли в самом в конце коридора, в сумраке, разделённые прямоугольником света из открытой двери в спальню синьора Миранди. И эта уединённость, полумрак, тихий голос Форстера и какое-то странное выражение лица, внезапно заставили Габриэль смутиться. Не просто смутиться, такие моменты её откровенно пугали, и она не знала в чём причина этого страха. И сердце забилось где-то в горле, и похолодели руки, и судя по интонации его голоса вопрос, который он собирается задать, будет точно за гранью допустимого в светской беседе. А они здесь одни…

…А если он снова сделает ей предложение?

…А если опять заведёт разговор о деньгах?

…А если…

— Я не думаю, что вам стоит спрашивать, — произнесла она и голос сорвался.

— Но вы даже не знаете вопроса…

— Что бы вы ни спросили, ответ вам, скорее всего, не понравится.

— Почему вы так решили?

— Потому что вам всегда не нравится то, что я говорю, — ответила она, немного отступив, отошла бы и дальше, да позади уже была стена узкого коридора.

Уж лучше нагрубить ему, чем позволить всей этой, ничего не значащей пока неловкости, перейти во что-то совсем уж неприличное.

Она увидела, как он разочарованно усмехнулся, отряхнул с раздражением лацканы сюртука, и чуть склонив голову, произнёс:

— Что же, удачной поездки, синьорина Миранди. Надеюсь, что вы всё-таки полюбите Трамантию.

Затем надел шляпу, и уже выходя, добавил:

— Но кое в чём вы были неправы, Элья. Вы думаете, мне не нравится то, что вы говорите? Это не так. Мне нравится. А ещё больше мне нравится, как вы это говорите. Прощайте! Надеюсь, вы не слишком сильно будете злиться на меня.

Он приподнял шляпу, откланялся и быстрым шагом спустился по лестнице, оставив Габриэль стоять в недоумении у двери.

— Что значит «как я это говорю»? — пробормотала она, чувствуя, как пылают щёки и колотится сердце.

…И что за вопрос он собирался задать? Пречистая Дева, да почему у неё руки так дрожат? Почему рядом с ним она сама не своя?

…Нет, мессир Форстер, не собираюсь я любить вашу страну овец, и ваши горы, и сыр! И надеюсь, мы больше никогда не увидимся!

Она вернулась в гостиную, присела в кресло и, наконец, с облегчением выдохнула.

Взгляд упал на оставленную Фортером книгу, она осторожно её взяла, открыла первую страницу и прочла название:

«Трамантия. Легенды, предания, обряды».

Габриэль накануне отъезда решила попрощаться с кузиной. День был дождливый, но к её счастью, университетский коллега отца, синьор Тересси, любезно согласился отвезти её в своём экипаже и забрать вечером, поскольку у него как раз были дела в той части города.

Франческа оказалась настолько не готова к внезапному отъезду кузины, что долго не могла прийти в себя: ходила по комнате, переставляя предметы на каминной полке, хваталась за колокольчик, чтобы позвать служанку, и не переставала говорить.