Книга Южная роза, страница 81 – Ляна Зелинская

— Гуляла, — ответила она коротко, не собираясь распространятся о причинах.

— Странное место для прогулок.

— В свете того что происходит, мессир Форстер, боюсь, что скоро я смогу гулять только в своей комнате… из угла в угол! — ответила она резко. — Почему вы не сказали мне о том, что ваши работники бродят здесь, и они могут быть опасны? И что могут быть опасны не только они! Выходит, это я «кому-то насолила»? Я в этом виновата? Вы спрашиваете меня об этом так, словно я, и правда, виновата в том, что в вашем доме кто-то хочет меня убить!

Форстер молчал и разглядывал её лицо, и она тоже замолчала. В конюшне было тихо, лишь фыркали лошади, нюхая сено, да где-то снаружи позвякивали колокольчики на шеях дойных коз.

— Не бойтесь, — мягко произнёс Форстер, — и извините, я, и правда, был резок. Но вы у меня в гостях и такое происшествие… Поверьте — я найду того, кто это сделал…

Фразу он не закончил, но тон его был угрожающий.

— А кто этот Бёрд? — спросила Габриэль, чтобы сгладить неловкость момента и уйти от взаимных обвинений. — Вы его знаете? Он довольно странно выглядел для стригаля.

— Знаю? Нет, — Форстер повесил кнут на крючок, — откуда мне знать в лицо всех стригалей! А почему вы решили, что он выглядел странно?

Габриэль задумалась на мгновенье. Эта мысль где-то подспудно не давала ей покоя, а вот сейчас она вдруг чётко поняла:

— Из-за сапог.

— Сапог?

— Да. На нём были сапоги из очень хорошей кожи, из дорогой. Похожие на ваши. И пряжка на ремне, хотя ремень и старый, тоже довольно дорогая. Для того, кто нанимается на работы за пару сотен сольдо в месяц, странно ходить в сапогах за две тысячи на стрижку овец. И ещё хороший табак… Он курил трубку.

Форстер внезапно рассмеялся.

— Синьорина Миранди! А вы, оказывается, очень наблюдательны, — добавил он с прищуром и улыбкой, — я выясню, кто это был, и поверьте, больше он вас не потревожит, выбросьте всё это из головы. Я хочу, чтобы вы не боялись ни гроз, ни стригалей, никого. А вас в свою очередь попрошу… не гуляйте больше по кладбищу. Хорошо? И вообще… будьте осторожны, пока я не найду того, кто это сделал, — он указал рукой на спину Виры. — И ещё, пообещайте мне, что если вы заметите, — его голос стал мягче и тише, — а с вашей наблюдательностью это нетрудно, хоть что-то, о чём стоит беспокоиться… Пообещайте, что скажете мне сразу же?

— Хорошо, — ответила Габриэль и смутилась.

И хотела уже уйти, но Форстер спросил:

— Как вы? После вчерашнего? И как ваша рука?

— Рука? Просто ушиб — ничего страшного, чудесные мази и травы Джиды помогли… Мессир Форстер? — Габриэль переплела пальцы и сжала их.

— Что?

— Я хотела сказать… спасибо за… вчерашнее, — произнесла она, стараясь на него не смотреть, — и простите, что я накричала на вас, я просто очень испугалась…

В конюшне было сумрачно, да и солнце скрылось уже за стеной высоких кедров, но даже в полутьме Габриэль увидела, как изменилось лицо Форстера, и он оттолкнулся от столба, будто хотел шагнуть ей навстречу, но замер в своём порыве и так и остался стоять, лишь скрестил на груди руки.

— Спасибо за то, что я вас спас? Или за то… что сохранил втайне наш маленький непристойный секрет? — спросил он насмешливо, глядя на спину Виры.

— Жизнь или приличия, вы это имеете ввиду, да? — усмехнулась Габриэль, понимая, что он снова над ней подтрунивает. — Вам смешно, что можно ценить второе выше первого?

— Вообще-то, не смешно. И я уверен, что девушка, которая готова была выбежать в блуждающую грозу ради того, чтобы не дать мне к себе приблизиться… очевидно, что выберет второе, — ответил он негромко и перевёл взгляд на Габриэль.

— Иногда, мессир Форстер, честь — это единственное, что есть у девушки, — ответила она также тихо, и глядя ему прямо в глаза, — и смерть предпочтительнее бесчестья. Хотя… вы, разумеется, не верите в подобное, и меряете женские принципы в дюжинах шляпок.

— Вы теперь никогда мне этого не забудете? — спросил он как-то горько.

— Забуду? — она развела руками. — Мессир Форстер, своим высказыванием на той свадьбе вы поставили меня в один ряд с продажными женщинами. Вы поспорили на меня, выставив на посмешище перед обществом. Когда двое мужчин спорят на женщину, очевидно, что она дала им для этого какой-то повод. А какой повод я давала вам? Я хоть чем-то заслужила подобное отношение? Я не злопамятна, мессир Форстер, поверьте, но, как вы помните, у нас с вами есть одна общая черта — очень хорошая память. И до тех пор, пока вы будете считать, что я стою дюжины шляпок — я, разумеется, этого не забуду. И если вы думаете, что я не шагнула бы в ту грозу — вы очень глубоко заблуждаетесь. А теперь простите, Кармэла звала меня на обед уже четыре раза.

Она подхватила рукой платье и поспешила к выходу из конюшни.

— Элья? — окрикнул он её уже почти у выхода. — Погодите!

Она обернулась. Он приблизился не торопясь и стал поодаль, так, что между ними оказалось стойло с лошадью Йосты, положил руку на деревянное ограждение, и произнёс тихо и задумчиво, глядя мимо Габриэль куда-то в дальний угол конюшни ровно так, как делают все горцы:

— Я, конечно, не южанин… и иногда не слишком деликатный человек. Я бываю резок и груб. Зачастую… я поступаю так, как считаю нужным, а не так, как принято в обществе… и иногда это бывает… не совсем красиво. Но то, что вы сказали мне вчера насчёт канарейки и клетки…Я не хочу, чтобы вы думали, что вы здесь в ловушке. И я не хочу, чтобы вы боялись меня. Вы должны знать, Элья, — он посмотрел ей в глаза, — я никогда не заставлю вас… выбирать между жизнью и честью. Никогда. Даю вам слово.

Он был серьёзен. И, может быть, впервые за всё время, которое они были знакомы, он говорил так проникновенно и искренне. Габриэль всматривалась в его лицо и, кажется, за всё время, что они были знакомы, она впервые ему поверила.

— Спасибо, — ответила она тихо, чувствуя, как румянец заливает щёки, и торопливо вышла из конюшни.

***Продолжение от 27 октября***

В тот вечер она не стала гулять, а ушла в свою комнату и не спустилась к ужину, сославшись на головную боль. То, что её хотели убить с помощью молнии, казалось довольно странным, и верить в это её разум отказывался, не смотря даже на то, что она прочла в книге о легендах. Но вот то, что её лошадь могли накормить волчьей травой, это было вполне возможно. Более того, она не сомневалась, что это сделала Ханна. Габриэль долго думала об этом, сидя на подоконнике и глядя на небо, полное звёзд, и решила завтра поговорить с Ханной откровенно — сказать ей, что знает о волчьей траве. И сказать о том, что она уедет через две недели и больше не вернётся — Ханне не стоит больше беспокоиться об этом. А в том, что та не выдаст её секрет Форстеру, она была уверена.

Следующим утром Волхард был пуст. Как оказалось, началось время заключения контрактов на поставку мяса, и Форстер вместе с закупщиками уехал смотреть стада. Вместе с ним уехали и почти все постоянные обитатели поместья.