Онлайн книга «Синяя луна»
|
Сиань Цо встрепенулась и тут же застыла, давая возможность мужской руке проникнуть за отвороты одежды... Почувствовав теплоту кожи, Баурджин несильно сдавил упругую грудь пальцами и прижал девчонку к себе. Та поддалась, легко и охотно и, обхватив шею князя руками, с жаром впилась в его губы. Быстро развязав пояс, нойон освободил девушку от одежды и восхищённо причмокнул: — Красавица! Богиня! Сиань Цо счастливо засмеялась — какой же девушке не приятна похвала? — Позволь, я сама раздену тебя, господин... Спальня оказалось вполне обжитой и уютной — но это князь разглядел уже позже, а пока все мысли и чувства его были поглощены прелестным юным созданьем. О, какое наслаждение и счастье гладить и обнимать это тело, целовать эти губы, глаза, грудь... — Отойди! — вдруг прошептал князь. — Что? — девушка вскинула брови. — Хочу полюбоваться тобой. Встань... Подними руки... Богиня! Как есть богиня! А теперь иди же сюда. — Иду... А потом, когда после любовной неги расслабленно вздымалась грудь, Баурджин тихонько погладил наложницу по спине: — Хочу спросить про твою прошлую жизнь, Сиань Цо. Девушка грустно улыбнулась: — Я ведь вам уже рассказывала... А сейчас вы спрашиваете вовсе не обо мне. Коварная Турчинай — вот кто вас по-настоящему волнует! — в голосе Сиань Цо явственно прозвучала обида. — Ведь так? — С чего ты взяла? — притворно изумился наместник. — Со всего... Ещё раз повторю — это злая, коварная и опасная женщина. — Мне она такой вовсе не кажется. — Вы — мужчина, и воспринимаете мир слишком просто. Да, Турчинай красива — но это красота кобры! Обаятельна — но это обаяние хищного зверя! Несомненно, умна — но это ум злобной волчицы, точнее — её коварство. О, эта женщина ничего не делает зря! — Я давно не встречаюсь с ней, — соврал князь... впрочем, и не соврал — со дня их последней встречи прошло, наверное, уже пара недель, а то и того больше. — Вы мне очень нравитесь, господин, — устремив взгляд куда-то вверх, неожиданно призналась Сиань Цо. — Но знаю, я для вас — лишь только игрушка. — Почему же? — искренне изумился нойон. — Я чем-то когда-то обидел тебя, милая Сиань? — Нет. — Ну, так что же ты так говоришь? — Просто... просто чувствую. Ладно, не будем об этом, — усевшись на ложе, девушка задумчиво наморщила лоб. Обернулась. — Я хотела о чём-то попросить вас, мой господин. — Спрашивай. — Господин... Даже не знаю, как сказать. — Скажи как есть и ничего не придумывай. — Как есть? — Сиань Цо улыбнулась как-то несмело, конфузливо. — Господин, не могли бы вы научить меня каким-нибудь мерзким ругательствам ? — Чему?! — изумился князь. — Ругательствам? А зачем тебе это надо? — Я работаю с людьми, господин. С простыми людьми. С мужчинами. — А-а-а-а! — порывисто обняв девушку, Баурджин крепко поцеловал её в щёку. — Поня-а-а-атно! Хочешь таки перевоспитать трудовой коллектив? Отличная цель! А ругательства, значит — средство. — Ну да. Ведь не собираюсь же я ругаться в постели! — В постели? Интересная мысль... Соскользнув с ложа, Сиань Цо быстро принесла откуда-то чернильницу, перо и бумагу: — Ругайтесь, господин князь! А я буду записывать. — Гмм... — Баурджин замялся. — Ты точно этого хочешь? — Да! И именно от вас. Потому что я... потому что я доверяю вам, господин! — Тогда зови меня на «ты». Просто — Бао Чжи, или князь. — Князь, пожалуй, лучше... Ну же! — Эх... — встав — ругаться лёжа показалось как-то уж совсем неприлично — князь накинул на плечи халат, запахнул полы, и, выставив вперёд ногу, выдал: — Раскудрит твою так через коромысло, ититна мать, ядрёный корень... Ну, и так далее, и тому подобное. Постепенно выложил всё, что знал — а знал Баурджин-Дубов немало, — начиная с босоного детства, проведённого в рабочих кварталах, и заканчивая армейскими буднями, где ненормативная лексика применялась, пожалуй, чаще, чем статьи устава гарнизонной и караульной службы. — Не знаю, — подняв перо, весело улыбнулась Сиань. — Как изобразить «ядрёный корень» и «раскудрит твою так»? Я и иероглифов-то таких не ведаю. — Я, можно подумать, ведаю, — хмыкнул наместник. — Ты уж какими-нибудь особыми для себя значками запиши. — Попробую, куда деться? А что значит... Девушка произнесла такое, от чего, пожалуй, свернулись бы в трубочку уши у целой дюжины извозчиков с парой боцманов парусного флота в придачу. — Ну... — Баурджин даже покраснел, чего уже давно за собою не замечал. — Так даже и не объяснишь, сразу... Хорошо бы вина выпить! — А у меня есть вино! Сейчас, принесу. Залпом опростав три кружки, князь почувствовал себя куда смелее и обстоятельно, во всех подробностях объяснил бывшей наложнице — что к чему. К его удивлению, Сиань Цо выглядела не очень-то и сконфуженной, Вернее, совсем не сконфуженной, старательно, словно прилежная ученица, записывая на бумажный листок все труднопереводимые перлы. — Ну как, успеваешь? — участливым тоном учительницы начальных классов справился Баурджин. — Угу, — кивнула девчонка. — Давайте дальше, князь. — Мы же договорились на «ты»! — Ну тогда давай... — Что — «давай»? — А вот что! Отбросив в сторону кисть, Сиань Цо царственным жестом сбросила с плеч накинутый было халат и, подойдя к князю, принялась с жаром целовать его в губы... И снова ложе, и снова клубок переплетеных тел, и томное дыханье, и стоны... и биенье сердце в унисон. А потом опять: — «Еханый бабай» — что значит? Наверное, часа через два, а может, и больше — кто тут считал эти часы — Баурджин понял, что выдохся. Нет, не в любовном смысле выдохся, а в том самом, ругательном. Ну, не шло больше ничего на ум, хоть ты тресни! Ни единого паскудного слова. Ну надо же... — Ладно! — решив, что хватит, князь потёр руки. — Теперь будем тренироваться. — Как тренироваться? — А так... — прикрывшись покрывалом, наместник вытянулся на ложе, заложив за голову руки. — Давай-ка произнеси любую фразу... — Да запросто! Вот, слушай... Еханый бабай, ядрёна корень, итит-на мать, так твою разэтак перетак и нараскоряк... — Не, не, не, не! — разочарованно замахал руками Баурджин. — Это всё совсем не так говорится. Гораздо более веселее, на кураже! А ты мямлишь тут что-то, как, прости господи, последняя двоечница. Ну-ка, ещё разок... С чувством, с толком, с расстановкой... И чтоб глаза — главное дело — сверкали! А ну, сверкни глазом! |