Книга Кронштадтский детектив, страница 71 – Олег Мушинский

Путешествие закончилось в маленьком кабинете этажом выше того, с которого и началось. Здесь был один стол и всего один стул. На столе стоял прибор для письма и лежала съехавшая набок стопка одинаковых бланков. Я просто упал на стул и тяжело выдохнул. Мичман ушел, и вернулся в сопровождении молодого человека с такими же красными глазами, какие сейчас с недосыпа были у меня.

— Это наш телеграфист, — представил его мичман. — Пишите телеграммы на бланках и отдавайте ему, он немедленно отправит.

— Спасибо вам большое, — выдохнул я.

Стараясь писать максимально разборчиво, я составил телеграмму на имя доктора Азенберга Клауса Францевича, указал адрес в Кронштадте и в отдельном поле — текст сообщения. Или, скорее, вопля о помощи. После ночной неудачи я почти был готов поверить в русалок.

— Готово, — объявил я.

Телеграфист молча взял у меня бланк и вышел в соседнюю комнату, запершись там на ключ. Мичман ушел. Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Прошла минута. За ней вторая, третья…

На десятой я открыл глаза и начал беспокоиться. Уснул он там, что ли? На пятнадцатой я решил, что да, и пошел будить.

В коридоре мне преградил путь часовой.

— Простите, ваш бродь, в эту часть коридора вам заходить не положено, — твердо сказал он.

— Хорошо-хорошо, — развел я руками. — Вы не могли бы постучать телеграфисту?

— Мне нельзя.

— А мне?

— А вам не положено.

С этим я вернулся в комнату. Спустя еще десять минут в замке громко клацнул ключ. Телеграфист вышел, ключ снова клацнул, и только после этого я получил ответ, записанный, видать, прямо со слов Клауса Францевича:

Здравствуйте, Ефим. Конечно, я готов помогать. Я ждать на телеграф.

— Скажите, вы всё это время ждали ответа? — спросил я у телеграфиста.

— Так точно, — четко, по-военному отрапортовал он.

Слава богу, Клаус Францевич был в Кронштадте и не уехал, к примеру, в экспедицию куда-нибудь на Камчатку. Вздохнув, я какое-то время бился над слогом, стараясь максимально кратко и полно описать свои впечатления о морских красавицах: как выглядели, что делали, что говорили. Текст получился довольно объемный, но телеграфист принял его без претензий. Я попросил его побыстрее, он кивнул, и я вновь услышал, как в замке дважды повернулся ключ.

Прошло еще десять минут. Наверное, я задремал на стуле, поскольку, приоткрыв глаза, увидел лежащий передо мной бланк с ответом:

Много думать. Не видеть никаких отклонений легенд. Всё как сказка.

Рядом спокойно стоял телеграфист.

— Извините, я, кажется, задремал, — пробормотал я.

— Так точно, — спокойно подтвердил телеграфист.

Я собрался и быстро написал на новом бланке:

Как насчет золота и драгоценностей? Вроде в сказках они больше по добрым молодцам специализируются.

История с отпиранием-запиранием двери повторилась. В этот раз ждать пришлось недолго. Новый ответ гласил:

Ефим, какой женщин не любит золото? В легендах русалки нередко хранить золотой клад. Они его где-то взять. Нет, вы наблюдать чистый образ из легенда. Это есть странно. Обычно жизнь отличаться от легенда. Я надеяться за ваш успех. Я сильно волноваться, но быть немного реалист. Я думать — вы смотреть хороший театр.

Подумав, я был склонен согласиться. Телеграфист в последний раз клацнул ключом, унося последнюю телеграмму со словом «спасибо», и я ушел.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР РЕВЕЛЯ ВЫГЛЯДЕЛ еще мрачнее, чем при первом нашем разговоре. Вениамин Степанович спокойно пил чай и посматривал в окно. Там светило солнце. Зайцев дремал на стуле в уголке. В этот раз на мое:

— Доброе утро, господа.

Прозвучало два:

— Доброе утро…

Дополненные одним:

— Да какое оно, к чертям собачьим, доброе!

Господин полицмейстер всё-таки взорвался, но моментально взял себя в руки. Вениамин Степанович поставил кружку на блюдце и спросил:

— Что сказал Клаус Францевич?

— Говорит, что наши русалки в полной мере соответствуют легендам, тогда как в жизни всё обычно оказывается не так, как в сказке. Другими словами, он думает, что это постановка. Я с ним согласен.

— Балаган, значит, — фыркнул полицмейстер. — А как этим артистам удалось уйти со сцены? Берег оцеплен. Залив сетями протралили. Поймали кучу рыбы, и ни одной русалки! Да чёрт побери, уже мои люди начинают верить в эту нечисть!

Зайцев приоткрыл один глаз и быстро мотнул головой. Мол, нет, не верю и даже не сплю. Тяжелый взгляд полицмейстера тотчас переместился на него:

— И как, по-вашему, они ушли, Иван?

Зайцев разлепил оба глаза — для этого ему потребовалось сделать над собой усилие — и неспешно начал рассуждать вслух:

— Там, Лев Григорьевич, дальше по берегу сплошной камыш. Я бы на их месте туда рванул.

На столе перед полицмейстером была расстелена преогромнейшая карта, которую я поначалу за скатерть принял. Впрочем, судя по пятнам, она, возможно, в качестве таковой тоже использовалась. Прикинув расстояние, полицмейстер возразил:

— Далековато, — и ткнул в карту карандашом. — И здесь у нас лодки в ряд стояли с сетями. Через них они бы не прорвались.

— Лодки вышли, только когда морячки русалок упустили, Лев Григорьевич, — возразил Зайцев. — А еще я тут в архиве газетки полистал, что там про всякие рекорды в этом деле пишут. Ну, чтоб хотя бы представлять, на что тут можно рассчитывать. Если русалки плавают хотя бы на уровне наших спортсменов, то у них был у них шанс проскочить мимо лодок. Задали хороший темп, обошли лодки по дуге вдоль берега и прямиком по мелководью в камыши.

— Под носом у казаков? — недоверчиво переспросил полицмейстер.

— Так русалки же, Лев Григорьевич, да и ночь на дворе, — спокойно ответил Зайцев. — Там дальше отмель заросшая. Сетями ее особо не потралишь, враз на корягу нарвешься. Камыш там, правда, редкий, но в темноте спрятаться можно. Особенно, если с водой на «ты».

— А почему мои люди с ней на вы?!

На это у Зайцева ответа не было. Он привычно изобразил, мол, виноват, исправлюсь, и снова прикрыл глаза.

— Что-нибудь еще, Ефим? — спросил инспектор.

— Есть одно соображение, Вениамин Степанович, — сказал я. — По поводу посредника.

— Без русалок нам ему нечего предъявить, — проворчал полицмейстер. — Прикинется еще одной жертвой шантажа и выкрутится. К тому же мы всё еще надеемся, что он выведет нас на заказчика. Хотя в это уже слабо верится.

— Полагаю, посредник знает, что за ним следят, — напомнил я. — То есть я хотел сказать, что он этого ждет. Рано или поздно кто-то из его жертв должен был сообщить о вымогательстве в полицию. Потом он следил за нами с инспектором. Я это заметил и он это знает. Однако вымогательства продолжаются по графику. Значит, полиции он не боится. Возможно, что их план не предусматривает дальнейшего общения с заказчиком.