Онлайн книга «Если влюбишься - молчи!»
|
– Не клянись зря! Если уж ты знаешь, то ей он должен был рассказать в первую очередь. – Понимаешь, это ему не нужно. На самом деле Жабик просто хотел помучить нас за то свинство в лагере. Помнишь? – Что еще за Жабик? – лицо Сохадзе стало из фиолетового голубоватым. – Погоди-погоди… что-то такое припоминаю… Жабик… Это маленький такой, ластоногий, в очках? – Ну да! Вспомнил? – Вспомнил. Но при чем тут тот Жабик? Мне и раньше-то до него не было никакого дела, а сейчас и подавно! – Ты же сожрал его посылку тогда! – Сожрал посылку? – Ага, с коржиками, которые его мать прислала. – Да? – пожал плечами Гия. – Вообще-то, очень даже может быть. Что-то такое припоминаю. Мы еще его компоты по очереди пили. Из сухофруктов. Дрянь такая, а мы за эти стаканы чуть ли не дрались, дураки. Но тогда, Леня, все над ним издевались. Я, наверно, исключением не был. Впрочем, как и ты, а? – Разумеется, что я тоже не лучше всех, – кивнул Леня. – Ну и при чем же в нашем деле Жабик? – Представь, этот Жабик вырос, что в общем-то совершенно естественно, и перешел к нам в школу, в наш 9-й «А». Узнать его практически, невозможно. Гадкий утенок, вернее, лягушонок, превратился в настоящего лебедя, как в известной сказке. – И кто же это? – настороженно спросил Гия. – Сашка Семенов. – Не может быть… – И все-таки это он. Доказано. Под черной маской с прорезями для глаз скрывался бывший Жабик, ныне знаменитый Книжный Червь Сашка Семенов, любимый человек Юльки Акимушкиной. Гия выглядел испуганным и вконец запутавшимся. – Неужели это разные люди? – наконец произнес Сохадзе, достал из кармана измятую сигарету и нервно закурил. – Ты про что? – удивился Леня. – Я никак не мог понять, что этой сволочи все неймется: то в маске, то без маски. Карнавал разыгрывает. Я, признаться, думал: у него от злости совсем крыша поехала. А в маске, оказывается, был Семенов. И, главное, с одним и тем же. Свихнуться можно. Или он тоже его человек? – Сохадзе рассуждал как бы сам с собой, а Пивоваров ничего не понимал. – Ты говоришь, то в маске, то без маски. Значит, ты давно знал, что это Семенов? – совсем растерялся Леня. – Ничего я не знал… Я вообще думал, что это один человек… с большим сдвигом в мозгу. – Теперь, Гийка, я ничего не понимаю, – признался Леня. – Ты не мог бы изъясняться понятнее? – Сначала ты ответь мне, откуда Семенов знает, что Эммины деньги взял я? Кто ему сказал? – Никто ему не говорил. Он сам тебя видел. Из лаборантской. Он там с фотоаппаратом сидел, хотел Эмму в естественных условиях заснять для стенгазеты ко Дню учителя. – Ясно! – с перекошенным от злобы лицом констатировал Сохадзе. – Мало мы этого Жабика в детстве мучили. Так и продолжает в раба играть! – Что ты говоришь, Гийка! Для Сашки хуже того лета ничего в жизни не было! Я видел, как он до сих пор это переживает. – Может, и переживает. Кто спорит? Когда это рабы любили своих хозяев? Твой Жабик, Червь нынешний, по-прежнему под Тузом ходит! – Под Тузом? Под Доренко? Ты так считаешь… – Да я уверен, – перебил Леню Сохадзе, – что Семенов на Доренко работает! Небось, он ему «гляделками» до сих пор угрожает! Как пить дать! – Знаешь, Гийка, – Пивоваров плюхнулся рядом с ним на диван, – с «гляделками» – ты, конечно, попал в точку, но в остальном сильно ошибаешься. Давай-ка рассказывай все по порядку, а то у меня уже мозги опухли. – Да что тут рассказывать! Ты и так уже наверняка все правильно понял: этот отморозок Доренко заставил меня стянуть у Эммы деньги. – Зачем? – А я почем знаю, на что у него не хватало! – Но почему ты на это согласился? Ты ему был должен? – Нет. Это… из-за Нади… Все знали, что жгучему брюнету Гие Сохадзе нравится Надя Тихомирова из 9-го «Б». Она была натуральной блондинкой с прозрачной розовой кожей и небесного цвета глазами. Кому-то Надя могла показаться блеклой и бесцветной, но Гия, сам очень яркий, просто млел от пастельных красок ее лица и длинных белокурых волос. – И что с Надей? – Леня в нетерпении даже потеребил Сохадзе за рукав. – Эта сволочь Доренко сказал, что у него есть знакомые, которые подловят Надю на темной улице и… сам понимаешь… что дальше. – Брось, Гийка, это же подсудное дело. – А кто что докажет? Я ведь не могу везде сопровождать Надю! Она и не позволит… Кто я ей? И потом… знаешь, что он, это, – Гию передернуло от отвращения, – чудовище придумал? – Ну? – Он сказал, что все обставят так, будто это сделал я, что все поверят, сказал, поскольку я как лицо кавказской национальности имею неуемный темперамент и давно на Надю, как он выразился, губу раскатал. – И ты поверил, что он на такое способен? – Он мне доказал. – Как? – Неужели не помнишь, какие мне фонари на оба глаза навесили? – Это он? – Станет он ручки марать, как же! Наверно, нанял… – Да ну тебя, Гийка! Можно подумать, что Борька Доренко из 9-го «А» ни больше ни меньше – крестный отец русской мафии! Эдакий дон Борис! – За всю мафию не скажу, но размах у него не маленький! Ты бы видел этих амбалов… Может быть, он им как раз Эммину зарплату пообещал. Он на многое способен. Поэтому я очень испугался за Надю. Я не мог ему позволить… Я бы не только Эмму, я бы… Швейцарский банк ограбил, если бы Надя… если бы он Наде… Ну, в общем, ты понимаешь. – Понимаю, – согласился Леня, – но ты бы мог вернуть Эмме деньги потихоньку. Ты ведь у нас богатенький Буратино. – Папахен, конечно, денег на меня не жалеет, это верно, но все же я не получаю от него ежемесячный учительский оклад. Деньги, говорят, учителя получают небольшие, но мне все же не потянуть. Не мог же я папахену сказать, на что мне нужно. Леня вскочил с дивана и начал мерить шагами комнату. – Я все больше поражаюсь тому, что узнаю про Доренко, – заметил он. – Каждый раз что-нибудь новенькое. И главное – одно гаже другого! Его надо немедленно остановить! – И как ты себе это представляешь? – Не знаю. Пока. Но я придумаю! И ты тоже думай, поскольку из того, что я за последнее время узнал о Доренко, следует, что ему может показаться мало Эмминых денег. Понимаешь? – Понимаю, конечно. Я и так уже устал ему фрукты-овощи носить. Но первым делом, – Гия опять зло скривился, – я урою эту… Жабу – Семенова! Он наверняка следил за мной по заданию Доренко, а тебе теперь сказки жалостливые рассказывает. |