Книга Государство Печали, страница 35 – Мелинда Салисбери

— Ты говорил, что место канцлера тебя не интересует, — сказала Печаль Мэлу, смотревшему на них со страхом. — В Рилле. Ты сказал, что хочешь узнать семью.

— Так было тогда, — холодно сказал Веспус. — Потом все изменилось.

— Теперь ты хочешь править? — Печаль все еще смотрела на Мэла. Ее грудь сдавило, пульс колотился, словно она пробежала большое расстояние. — Да?

Мэл открыл рот, словно хотел заговорить, но Веспус поднял руку, остановив его, и продолжил:

— Еще ничто не решено. Никто не знал, что Харун умрет. Но нельзя отрицать его слова — там был весь Йеденват — так что наследник — Мэл, и если он хочет, он будет на выборах.

— Нет сомнений, во что верил Харун, — сказал Шарон, две красные точки появились на бледных щеках Веспуса. — Но кем бы он был или ни был, мальчик ничего не знает о правлении. Он не знает тонкостей, не связан с Йеденватом и смотрителями, и люди о нем ничего не знают.

— Что им нужно знать? Он — старший ребенок последнего канцера.

— Это не Рилла, лорд Веспус. У нас демократия.

— Демократия? Когда только одно имя в…

Грудь Печали сдавил обруч, что обжигал ее, и она сорвалась:

— Хватит спорить над еще не остывшим трупом моего отца. Мы можем подождать день. У нас есть, чем заняться.

— Она права, — Мэл встал за ней и опустил ладонь на ее плечо. Печаль подавила желание стряхнуть его руку. — Это ведь может подождать?

— Может, — сказала Печаль, не глядя на него. — У нас много дел. Нужно оповестить смотрителей, сенаторы сообщат своим районам. Сегодня будет день траура, — она поняла, что он и без того был, годовщина смерти Серены. — Полного траура. Школы и не важные заведения закрыть и оставить такими до завтра. Черные повязки на руки. Их нужно заказать у всех портных.

Она пошатнулась от списка приказов, которые нужно было отдать четыре месяца назад, когда умерла бабушка. Тогда Шарон учил ее, заставлял сквозь горе встать и делать то, что нужно. Он гордился ею, хоть не говорил вслух, но она видела у него тот же взгляд сейчас, когда она взяла все в свои руки.

Веспус не был рад.

Печали было все равно, и она продолжила:

— Дьякона Северных болот нужно позвать, чтобы он благословил моего отца и направил к Грации Смерти и Перерождения, а потом ему можно переместить, пусть Бейрам Мизил этим займется. Тело будет лежать в храме здесь. Думаю, так лучше, туда ведь мою мать унесли? — она посмотрела на Шарона, и он кивнул. — Тогда будет верно положить и его здесь. А потом мы заберем его в Истевар в склеп семьи.

— И как ты объяснишь им причину смерти? — спросил Веспус тихо и опасно.

Печаль замешкалась.

— Я… Мы скажем, что не выдержало сердце, — сказала она через миг. — Что события двух дней он просто не выдержал.

— Обвинишь в этом Мэла? — сказал Веспус.

— Конечно, нет, — рявкнул Шарон, опередив Печаль с ответом. — Удивлен, что Линсель не сказала, что было объявлено, что Харун не участвует в публичной жизни из-за слабого сердца — результат горя от потери жены и сына, и состояние ухудшилось с недавней смертью его матери. В семье Вентаксис были проблемы с сердцем по мужской линии, — он посмотрел на Мэла. — Это убило Робена, если помните. Предложение Печали вписывается в это идеально, и мы сохраним лицо семьи, не вызвав у людей больше подозрений и страха, чем нужно.

Глаза Веспуса потемнели, но он молчал.

Шарон посмотрел на Печаль.

— Простите, что прошу этого, но, если вы готовы, мисс Вентаксис, нужно подписать бумаги для выделения денег на похороны. Из всех в семье Вентаксис только у вас есть право на это, — добавил он, Веспус зло посмотрел на него, а Мэл — удивленно, и он выглядел так, словно хочет заговорить. Шарон опередил его. — Мисс Вентаксис? Бумаги? — сказал он. — Нам нужно отправить их в Истевар.

Вдруг Печаль поняла смысл взглядов Шарона.

«Бумаги», — Мэл сказал, что Харун подписывал и ставил печать насчет Ламентии, но не сказал, были ли они отправлены. Были ли другие бумаги подписаны без их ведома, где заявлялось, что Мэл — его сын и наследник? Если да, были ли они еще здесь? Это Шарон пытался ей сказать?

— Я бы хотела побыть минуту наедине с отцом, — сказала она.

Облегчение на лице Шарона было заметным. Она угадала.

— Да. Конечно. Я подожду снаружи. Господа, — он указал Веспусу и Мэлу выходить перед ним.

Она услышала, как дверь закрылась, поднялась со стула и раздвинула шторы, заполняя комнату светом. Печаль проверила сперва его чемоданы, игнорируя мысли, как гадко обыскивать комнату отца, когда его тело лежит за ней. Там ничего не было, и она принялась рыться в ящиках, некоторые вещи в них были такими старыми, что рассыпались от ее прикосновений. Она выдвинула нижние ящики двух тумбочек, проверила под ними. Она осмотрела шкаф, заглянула сверху, ощупала под ним, если что-то было приклеено ко дну.

Она заползла на животе под кровать, обыскала углы, а потом, хоть ей было противно, сунула руки под матрас и проверила кровать, стараясь не замечать мертвый вес отца над собой.

Ничего. Если он и подписал бумаги о Мэле. то уже отправил в Истевар.

Печаль встала и посмотрела на отца. Она знала правила горя, знала, что должна плакать. Он бы потребовал, если бы мог. Сунул бы трубку ей в руку и настоял бы страдать по нему. Она вспомнила прошлую ночь, последним, что он сказал ей, было: «Теперь тут Мэл». Она желала ему смерти. Она не была серьезна. Не совсем. Но теперь это сбылось. Во второй раз ее желания стали жуткой правдой.

Печаль быстро оглядела комнату и позволила занавескам упасть на место.

Шарон, Веспус и Мэл были в коридоре, и все повернулись в ней, когда она вышла из комнаты Харуна.

— Вы в порядке? — спросил Шарон.

— Да, — она взглянула на отца в последний раз, замерев на пороге. Он уже, казалось, высыхал, в комнате уже пахло гнилью, он не замечала это, пока не открыла дверь, впустив в комнату свежий воздух. — Думаю, придется вскоре переместить его. Там становится жарко.

Шарон сжал губы и кивнул.

— В подвале есть холодные комнаты. Мы перенесем его туда.

— Могу я тоже увидеть его? — сказал Мэл с болью в голосе. — Я хочу попрощаться, — Печаль кивнула, и он прошел мимо нее и закрылся с телом Харуна. Печаль поймала взгляд Веспуса.

И сжалась.

Жестокость была в его сиреневых глазах и изгибе губ, что не вязалось с ситуацией.

— Мои соболезнования, — сказал он, нужные слова, но не тот тон. — Потерять родителей с разницей в восемнадцать лет в один день. Какая трагедия.

Он склонил голову, резко поднял взгляд, будто что-то вспомнил. Это было так наигранно, что Печаль знала, что он делал это намеренно, и что за этим последует: