Онлайн книга «Горлов тупик»
|
– Виноват, товарищ полковник, не понял… – Да ты не тушуйся, от отдела кадров секретов нету, давай выкладывай, что она тебе-англичанину напела? Потом отчитываться легче будет, меньше писанины. Мы с тобой все заранее аккуратно по пунктикам разложим, отфильтруем, отсечем зерна от плевры. Юра машинально перевел с типунского на русский: «Отделим зерна от плевел», едва не выпалил это вслух, но вовремя прикусил язык и произнес ровным механическим голосом: – Товарищ полковник, мы с ней о политике не говорили. – Да какая, на хер, политика? Она жаловалась? – На что? – Ты давай-ка не юли, сынок, отвечай прямо: жаловалась она тебе-англичанину или нет? – Нет! – Что – нет? – Мне-англичанину она абсолютно ни на что не жаловалась. – Та-ак, ладненько. – Типун постучал короткими толстыми пальцами по столешнице, помолчал и вдруг вскинул глаза, уставился в упор: – А не врешь? – Я говорю правду, товарищ полковник, – медленно отчеканил Юра. – Политических разговоров мы не вели. И вообще, я агентурной работой не занимаюсь, цель моей практики – осваивать поведенческие особенности молодежной среды капстран, совершенствовать языковые навыки… – А на хера тогда ты на нее столько времени потратил? Юра сжал кулаки и процедил сквозь зубы: – Это мое личное дело! Кадровик перегнулся через стол, голубые глазки забегали, розовые щечки налились алым огнем, указательный палец с обгрызенным до мяса ногтем закачался у Юры перед носом: – Да! Да, младший лейтенант! В твоем личном деле это будет отражено непременно, черным по белому записано, и в ее тоже! Вылетит из комсомола, из института, с позором, за блядство с иностранцем! – Я не иностранец! – Так ты че, открылся ей? – Никак нет! – А тогда, конечно же, иностранец! Они оба орали тишайшим шепотом. Кадровик брызгал слюной. Юра пытался отодвинуться подальше, вжался в спинку стула, уставился кадровику в глаза и прошипел: – Не троньте ее! Минуту они молча смотрели друг на друга. Типун первым отвел взгляд, расслабился, обмяк, сыто усмехнулся: – Ну на хрена она тебе, сынок? Мало, что ли, девушек хороших? Из кабинета Юра вышел на ватных ногах, остаток дня прожил в тумане, и лишь вечером, когда Вася вернулся из архива, кое-что прояснилось. – Я нашел ее дело, – сказал Вася, – постановление об аресте подписал Гоглидзе. – Аресте? – ошалело переспросил Юра. – Ну, да, в январе пятьдесят третьего ее взяли, родителей не тронули, видимо, просто не успели. Арест обозначен как «секретное снятие». Есть копия служебной записки на имя Игнатьева, где говорится о явке с повинной в рамках операции «Свидетель». Что за операция, понять сложно, следов почти не осталось. Судя по протоколам допросов, ее готовили к выступлению на открытом процессе в качестве свидетеля обвинения… Вася говорил долго, прикуривал очередную папиросу от окурка. Юра слушал и повторял про себя: «Надя-Наденька-Найденыш». Перед глазами мелькали развевающиеся на теплом ветру пегие пряди, тонкие запястья, обезображенные рубцами. – Следы от наручников… – пробормотал он чуть слышно. Вася кивнул: – Да, наручники на них надевали особой конструкции, вроде собачьих строгих ошейников, с шипами. Ты что, заметил у нее шрамы? – Трудно не заметить. Она сказала: ожоги от химических реактивов. И еще, знаешь, она седая. Соврала, будто пыталась стать блондинкой и передержала краску. – Она подписку дала о неразглашении, вот и приходится врать. – Вася вздохнул, покачал головой. – Вообще, повезло им, гадам. Если бы на твоем месте оказался реальный иностранец, ох, они бы обосрались со страху. – Типун к ее аресту причастен? – спросил Юра. – Черт его знает, – Вася пожал плечами, – по мне, так все они причастны, волки последнего сталинского призыва, остатки прежней роскоши. Всех бы их, как Рюмина, Гоглидзе, Берию, судить и к стенке, но только по закону, без вранья и уничтожения улик. – Теперь ясно, почему они так быстро установили ее личность, – Юра криво усмехнулся, – держали под наблюдением. – Да, но наверняка без всяких санкций, по собственной инициативе. К руководству они с этим точно не сунулись бы. Сейчас каждое напоминание об их недавних подвигах – нож острый. – Сломали ее? – спросил Юра и задержал дыхание. Вася помотал головой: – Ни одной ее подписи под протоколами нет. Ни одной! Мужики, профессора, Герои Советского Союза, войну прошли и ломались, подписывали, сообщников называли. А она выдержала. Юра выдохнул, одним глотком допил остывший чай, сипло спросил: – Документы по ее реабилитации есть? – Какая реабилитация, Юр? Она ж свидетель, по их версии явилась добровольно. Профессора-академики – это другое. О «деле врачей» весь мир гудел. Там все в открытую: принесли официальные извинения, в газете «Правда» объявили невиновными. А ее выпустили по-тихому, на две недели раньше остальных. Единственный след спецоперации «Свидетель» – ее подписка о неразглашении гостайны, без уточнений, под грифом «хранить вечно». Остальное – в огонь. Я чудом успел прочитать. – Вась, как думаешь, они ее тронут? Проблемы, которыми Типун грозил, возможны? – А черт их знает, они, сволочи, злопамятные, мстительные, учитывая, что она ничего не подписала, просто из принципа могут нагадить. – Вася насупился, помолчал. – Но с другой стороны, им сейчас нет резона хлопотать и светиться. Типун выяснил главное: она молчит, тебе-англичанину ничего не рассказала. Ты, младший лейтенант Уфимцев, не в курсе. – Так он ради этого меня вызвал? – А то! И боялся он не столько ее откровений, сколько твоего отчета по практике. Вдруг она тебе что-то рассказала, ты в отчете отразишь, человек десять точно прочитает, получится утечка. Руководство при каждом упоминании о недавнем прошлом сильно нервничает, а тут совсем уж дерьмовое позорище: схватили девчонку, заковали в наручники, сунули в одиночку, заставляли клеветать на родителей, насочиняли запредельную хрень про отравленных младенцев. Они сидели на подоконнике, в полутемной кухне, дымили в открытое окно, грели чайник. Никто их не трогал, только заглянула тетя Наташа в халате, потерла сонные глаза: – Эй, у вас что, совет в Филях? Четвертый час утра, вы ложиться собираетесь? – Да, мам, скоро ляжем, ты спи, – ответил Вася. Она зевнула, ушла. Вася закурил очередную папиросу, прищурился сквозь дым, спросил: – Что думаешь делать? Юра слез с подоконника, выключил огонь под чайником, налил чаю в два стакана, ответил, не оборачиваясь: |