Онлайн книга «Магия чувств»
|
– Ее не запугали? Ничего такого? – Ты знаешь, нет. Я с таким сталкивался, умею различать. Увидел бы. Страх, как любовь, как ненависть – есть чувства, которые не спрячешь. Тут я с ним была согласна. Но вдруг? – А если страх не за себя? Или шантаж? – Не знаю. Для того ты мне и нужна, чтобы до конца разобраться с этими бабами, пока меня с ума не свели. А еще там лестница чистая, аж выскоблена. И перила, и все остальное… знаешь, она резная, так вот, ощущение, что кто-то над ней месяц стоял. Ни пылинки в завитушках. Как тяжко вытаскивать пыль из резьбы, я знала. Но это опять-таки не преступление. – Может, тоже вымыли? – Всякое в жизни бывает… – А в остальном доме там как? Может, тоже все вылизано? – Да нет. Я даже паука в одном месте увидел, спросил, так бабка, мать мужа, отговорилась, мол, к деньгам. В гостиной он к деньгам, ага, а лестницу всю выскребли. Я задумчиво почесала нос кончиком пальца. Странно, конечно, но что в этом удивительного? Хотя… – Лестница с двух сторон резная, с одной? – С двух. – Есть возможность веревку натянуть? – Пожалуй, что и есть. И гвозди для этого заколачивать не придется. – Масло, веревка, лестница… – И серьезный сговор, иначе тут никак. – А наследство кто получит? – Девчонкам приданое поделят на троих, что жене, что матери там такие крохи достаются… – Так может, у кого из девчонок любовь стряслась? – Поди, разбери этих баб, – искренне ответил Барсет. – Вы ж такие… сами придумаете, сами поверите, сами обидитесь, сами мстить начнете. Пока до правды докопаешься, озвереешь. Но вроде там еще малявки, старшей пятнадцать, младшей двенадцать… – Для деревни возраст почтенный. В нем уж замуж выдают, – задумалась я. – Это в какой же деревне так рано замуж выдают? – удивился Барсет. – У нас уж лет сто, кабы не больше, девчонок раньше шестнадцати лет ни-ни. Никакого замужества. – Почему? – о таком выверте в Раденоре я не знала. – Потому как мала. Вы, бабы, как яблоки зреете, а если яблоко раньше времени сожрать, ничего хорошего не будет. Или здоровье подорвет, или ребенка скинет, помрет раньше времени… это еще его величество Анри закон установил. И даже Храм не пискнул. Выговорили себе право разрешать такие браки, но при условии освидетельствования не меньше, чем пятью лекарями. Я пожала плечами. – Что, у Храма своих лекарей мало было? – Это дело такое… получить все разрешения, пройти осмотры – длинная песня. Лекари-то должны быть с королевской службы, а там иголку в мешке не спрячешь. Если кого и подкупишь, а слухи все равно пойдут, сплетни… нехорошо может получиться. Дойдет до его величества, он и рассвирепеет. Бывало. – Даже так? – Было так. В одной деревне у девчонки семья померла в моровое поветрие, она осталась одна. Старший брат еще. Женатый, с семьей, вот решил он малявку замуж выдать, чтобы под ногами не путалась. Ей как раз четырнадцать сравнялось, вот потащил ее в храм, потом к лекарям. Девчонка была хоть и из робких, но когда ей четырнадцать, а жениху за тридцать… освидетельствовали ее лекари, нет, не гожа для замужества. Брат храмовника подкупил, тот надавить попробовал, да и денег предложили, трое взяли, а двое сообщили куда надо. Не повезло умникам, что там неподалеку король охотился, так бы каменоломней обошлись. А так… три дня прошло, является в деревню его величество и начинает расспросы. Даже мертвых поднять не поленился. Оказалось, братец наследства был лишен за женитьбу против родительской воли, все должно было девчонке отойти, а если она замуж выйдет, да Храму отслюнить малость, остальное бы ему осталось. Повисли и братец умный, и жених, и храмовник, и трое лекарей рядом с ними, его величество строг был. – Его величество Эрик? – Так и дело-то два года назад было. Весь Алетар сплетничал. – И что сейчас с девчонкой стало? – Замуж выдали. Я чуть с коня не свалилась. – Не поняла? Это как? – А так. В деревне она б одна не выжила. Так что его величество лично посаженным отцом на свадьбе был. Сговорили девчонку за сына старосты, они примерно ровесники. Покамест найдется кому с хозяйством помочь, а когда уж ей семнадцать стукнет, там можно и детей рожать. Его величество так распорядился. И добавил, что если что-то с девчонкой случится, до ее сорокалетия, он найдет, кем деревья украсить. Я хмыкнула. – А если б король там рядом не охотился? – Каменоломни, я же говорю? Для всех причастных. А девчонку бы в приют забрали, имуществу опекуна назначили, до совершеннолетия или брака. – А ты там каким боком оказался? – не удержалась я. – Так у меня там родня живет, в соседнем селе. Да и дело получилось известное. И не одно оно такое, уж поверь. Я задумчиво кивнула. Да. Кое-как этот закон защищал девчонок. А если вспомнить судьбы моей тетки-тезки, мамину судьбу… им бы такая защита не помешала. Да вот не в Раденоре дело было. – А если его все-таки обходили? Бывало ведь? – У нас если кто малолетку… ты поняла, да? Я кивнула. Чего тут не понять. – Так все просто и очень быстро делается. На площади отрубают и сжигают. – Человека? – Нет. Обрубок. А человек пусть потом живет… если, конечно, кровь остановить успеет или от болевого шока не помрет, палач-то ему не лекарь. Я хмыкнула. И вот ни капельки не посочувствовала подонкам, принуждавшим детей. Туда и дорога. * * * Дом стоял в Зеленом городе и представлял собой крепкое зажиточное строение. Белый камень, красная черепица, зелень вокруг… И пятеро заплаканных женщин в трауре. Симпатичные, нет, и не понять. Все рыдают, у всех то и дело слезы текут, все горюют, у всех носы со сливу величиной и такого же цвета. Все страдающие, все тоскующие, все… все – врут! С Барсетом мы договорились так, что он расспрашивает, а я слушаю. И если замечу вранье, коснусь его локтя или подмигну, или сама вопрос задам – по ситуации. Но первое, что я заметила. Никто. Ни одна из женщин не была огорчена. Мать, жена, три дочери… и вокруг всех преобладали тревожные цвета, но и радостных хватало. Этакая смесь из грязно-коричневого, мутно-желтого, голубого и розового. Они радовались… смерти хозяина дома? Они боялись… чего? Это и предстояло выяснить. Барсет начал с матери хозяина, повторяя все то, что спрашивал и раньше, я слушала, иногда тоже задавала вопросы. И все яснее вырисовывалась картина. Донельзя странная. |