
Онлайн книга «Когда пируют львы. И грянул гром»
Шон сел в кресло, прочел записку еще два раза. Помолчал, пытаясь совладать с собой. Потом не выдержал: – Будь ты проклят, Чарливуд… «принеси за меня извинения»! Трусливый ублюдок! Заварил кашу и смылся, а я расхлебывай! Он бросился из комнаты – полы халата яростно хлестали его по ногам. – Сам принесешь свои чертовы извинения, даже если придется притащить тебя на веревке. Шон сбежал вниз по черной лестнице. Мбежане он нашел во дворе конюшни. Тот о чем-то беседовал с тремя конюхами. – Где нкози Дафф? – заорал Шон. Они тупо смотрели на него и молчали. – Где он? – повторил Шон вопрос, ощетинив на них бороду. – Господин взял лошадь и поехал кататься, – испуганно ответил один из конюхов. – Когда? – взревел Шон. – Ночью, семь или восемь часов назад. Скоро должен вернуться. Шон, тяжело дыша, уставился на конюха: – В какую сторону он поехал? – Он не сказал, господин. Восемь часов назад… сейчас он, возможно, уже милях в пятидесяти. Шон повернулся и пошел обратно к себе. Шлепнулся на кровать, налил еще чашку кофе. – А ей-то каково будет… Он живо представил ее слезы и весь тот жуткий хаос неконтролируемых чувств в состоянии горя. – О-о-о, черт… будь ты проклят, Чарливуд, гори ты в аду! Он глотнул кофе, подумывая, а не удрать ли самому. Плюнуть на все, взять лошадь и уехать как можно дальше… – Не я заваривал эту кашу, я тут вообще ни при чем и не хочу с этим иметь ничего общего. Он допил кофе и стал одеваться. Посмотрел в зеркало, чтобы причесаться, и представил себе Кэнди в часовне: она стоит одна и ждет, когда гробовое молчание перейдет в ропот, а потом в смех. – У-у-у, Чарливуд, ну и свинья же ты! – сердито проговорил Шон. – Ей не надо туда ходить, и без того все будет плохо. Придется ей все рассказать. Он схватил с туалетного столика часы. Был уже десятый час. – Проклятый Чарливуд. Пройдя по коридору, он остановился перед дверью Кэнди. Оттуда доносились женские голоса. Шон постучал и вошел. В комнате оказались две ее подруги и цветная девушка Марта. Все они сразу уставились на него. – А где Кэнди? – В спальне. Но вам входить туда нельзя – дурной знак. К несчастью. – Да уж, не дай бог, такого и врагу не пожелаешь, – согласился он. Он постучал в дверь спальни. – Кто там? – Шон. – Тебе заходить нельзя. Чего ты хочешь? – Ты одета? – Да, но ты заходить не должен. Он открыл дверь и заглянул, посеяв в женщинах такое смятение, что они завопили, а одна завизжала. – Уходите отсюда! – резко сказал он. – Мне надо поговорить с Кэнди наедине. Они испуганно упорхнули, и Шон закрыл за ними дверь. Кэнди, облаченная в халат, встретила его с оживленным лицом, пытаясь угадать, зачем он пришел. Мягкие блестящие волосы, отброшенные назад, свободно ниспадали на спину. Настоящая красавица, подумал Шон. Он посмотрел на лежащее на кровати пышное подвенечное платье. – Кэнди, боюсь, я принес дурные вести. Ты готова выслушать? Он говорил резко, почти грубо; обязанность сообщить ей все, как и каждая секунда этого разговора, вызывала у него отвращение. Румянец на лице ее сменился смертельной бледностью, лицо окаменело, словно у статуи. – Он уехал, – сказал Шон. – Он сбежал от тебя. Кэнди взяла с туалетного столика щетку и вялой рукой принялась причесываться. В комнате воцарилась глухая тишина. – Мне очень жаль, Кэнди. Не глядя на него, Кэнди кивнула – сейчас она вглядывалась в пустой коридор будущего. Это молчаливое смирение перед судьбой было для него хуже, чем слезы. Шон потер нос – как же это все отвратительно. – Мне очень жаль… жалко, что я ничего с этим не могу поделать. Он повернулся к двери. – Шон, спасибо, что пришел, что рассказал. В голосе ее не было слышно ни капельки живого чувства, он был мертв, как и ее помертвелое лицо. – Не стоит, – угрюмо отозвался он. Потом он поехал в Ксанаду. Вокруг палаток и шатров на лужайках небольшими группами уже собирались люди. По их возбужденному смеху он понял, что уже выпивают. Ярко светило солнце, и день обещал быть жарким. На широкой веранде играл оркестр, женские платья ярко пестрели на фоне зеленой травы. «Сегодня праздник» – кричали развевающиеся над палатками флаги. «Сегодня у нас праздник» – звучало в раздающемся то здесь, то там смехе. Шон ехал по подъездной дорожке, и со всех сторон к нему неслись приветственные крики, на которые он отвечал, поднимая руку. Франсуа и Мартин Кёртис, с бокалами в руках, беседовали с двумя девицами из Оперного театра. Спешившись, Шон отдал поводья чернокожему конюху и направился к ним. – Здравствуйте, босс, – приветствовал его Кёртис. – Что-то вы мрачный сегодня. Женитесь вроде не вы! Все засмеялись. – Франсуа и ты, Мартин, давайте-ка отойдем. – Что-то случилось, мистер Кортни? – спросил Франсуа, когда они отошли подальше. – Спектакль закончился, – угрюмо сказал Шон. – Свадьбы не будет. Они так и разинули рот. – Пройдите по гостям и сообщите об этом каждому. И еще скажите, что подарки они могут забрать обратно. Он повернулся, чтобы уйти. – Так что же случилось, босс? – Просто скажите, что Кэнди и Дафф передумали. – Вы хотите, чтобы все разошлись по домам? Шон не сразу нашелся с ответом. – Да черт с ним, пускай остаются, пускай едят, пьют до полусмерти, если им так хочется. Просто скажите, что свадьбы не будет. Он направился к дому. Нашел псевдосвященника, нервно томящегося в кабинете на первом этаже. Кадык его был чуть не до мяса стерт высоким жестким пасторским воротничком. – Все, вы нам больше не нужны, – сказал Шон. Он достал чековую книжку, сел за письменный стол и заполнил чек. – Это вам за беспокойство. А теперь поскорее уезжайте из города. – Благодарю вас, мистер Кортни, огромное вам спасибо. Вздохнув с видимым облегчением, человек направился к двери. – Друг мой, – остановил его Шон, – если вы кому-нибудь обмолвитесь хоть словечком о том, что мы собирались сегодня сделать, я вас найду и убью. Я ясно выразился? Шон прошел в танцевальную залу и сунул констеблю в руку небольшую стопку соверенов: |