Онлайн книга «Выстрелы на пустоши»
|
Снова новый кадр, на экране премьер-министр. Он стоит позади здания парламента, всем своим видом выражая суровость; по бокам – министр внутренних дел, генпрокурор и начальник полиции штата, каждый из которых, мрачно глядя ему в затылок, кивает в знак глубочайшего одобрения. «Вы не найдете большего защитника свободы слова, чем я и моя администрация, но в данном случае пресса перешла грань. Хороший человек мертв. И все из-за бесчестного заголовка. Лишь бы продать на несколько газет больше». Панорамный снимок с пресс-конференции в Беллингтоне и еще один, на котором Танклтон слушает речь – все это под сопровождение его голоса, вновь пронизанного симпатией: «Коллеги Херба Уокера пытаются справиться с потерей и продолжают расследование». Монтифор: «Херб Уокер отдавал всего себя, служа землякам во время великой нужды. Грустно, что с ним так поступили». А вот и сам Мартин. Пытается улизнуть, будто вор, моргает, ослепленный подсветками камер. «А у Мартина Скарсдена, репортера, ответственного за смерть Уокера, ни капли угрызений совести», – наносит завершающий удар Танклтон. И Мартин: «Дерьмовый паразит и лицемер». «Из Риверсенда, Дуг Танклтон. Для «Десятого канала». И снова диктор, морща лоб от значимости истории: «Мы можем немного утешить скорбящую семью Херба Уокера и добрых граждан Беллингтона: сегодня вечером «Сидней геральд» публично принесла извинения и немедленно уволила виновного репортера». Вырубив звук, Мартин потрясенно смотрит в светящийся экран. Обвинен, осужден, приговорен – и все за каких-то две минуты эфирного времени. Повешен, колесован, четвертован. – Дьявол! – вслух произносит он, почти развеселившись от нелепости ситуации. И что дальше? Он подумывал взять что-нибудь выпить и перекусить в клубе. Теперь об этом лучше забыть. К Мэнди? Нет, он оказал бы ей плохую услугу. В таком маленьком городке на нее падет тень вины, и последствия могут быть гнусными. Лучше всего выписаться из мотеля и уехать куда-нибудь далеко-далеко. Нанятая машина еще оплачивается со счета компании. Возможно, он двинет в Перт. Или в Дарвин. Раздается стук в дверь. Кто? Звучит слишком размеренно, вряд ли там толпа линчевателей с факелами и вилами. Мартин приоткрывает дверь, на всякий случай подперев ее ногой сзади. Это Гофинг, агент АСБР. В одной руке у него упаковка из шести бутылочек пива, в другой – шотландский виски. – Решил, что выпивка будет нелишней. Мартин пускает его внутрь. Взгляд Гофинга падает на телевизор, который беззвучно передает остальные новости «Десятого канала». – Я так понимаю, ты уже видел? Мартин кивает. Гофинг приподнимает сначала пиво, потом виски, предлагая Мартину выбор. – Пиво. Спасибо. Мартин садится на кровать. Агент занимает единственное кресло. С легким шипением откупорив бутылки, оба молча делают несколько первых глотков. – Полиция считает смерть Уокера самоубийством; я не уверен, – говорит агент, глядя Мартину в глаза. От столь внезапного заявления Мартин теряется. Медля с ответом, он взвешивает, что такая версия за собою влечет. – Почему вы так решили? – Ну, допустим, подозрительность у меня в крови. Меня смущает место, где нашли тело. – Что ж, очень надеюсь на вашу правоту. – Скажи, Мартин, ты считаешь себя виновным в смерти Херба Уокера? – Нет. – Мартин отвечает без колебаний, несмотря на неожиданность вопроса. – А должен? – Не обязательно. Что ты чувствуешь? – Злость. Возмущение тем, как со мной обошлись. Некоторую подавленность. Хоть убей, не пойму, чем такое заслужил. Мартин, замолкнув, отпивает пива. Холодное, успокаивает. Почему он исповедуется этому человеку, шпиону, поднаторевшему в скрытности и утайках? Потому что приятно облегчить душу. И потому, что больше не с кем поговорить. – Признаю, мы, скорее всего, ошиблись насчет Байрона Свифта и Харли Снауча, но наши мотивы были чисты, сами знаете. Мы делали все, что могли. Если брать Херба Уокера, то я здесь вообще ни при чем. Моя сиднейская коллега получила эту наводку от своего контакта в полиции. Я сам выяснил из газеты. – Стыдишься ли ты той статьи? – Нет. Нет, не сказал бы. Если наши сведения были верны, а они кажутся такими, Уокер мог бы проверить запруду год назад. Почему бы и не опубликовать? – Потому что он был твоим источником? – Нет. Быть источником – не значит иметь иммунитет. – Но вчера в полицейском участке мне показалось, что ты перед ним извинялся. – Не совсем так. Знай я, что раздобыла Беттани, предупредил бы лично, попытался встать на его сторону, однако против самой публикации не возражал. По крайней мере, я так думаю. Вот, собственно, почему я вчера искал сержанта. – Я так и понял. Мандалай Блонд и предполагаемое алиби Байрона Свифта. – Предполагаемое? – Полицию оно не убедило. Дневник послан на анализ. – Вот как? А вы сами что думаете? – Не знаю. В этом деле я агностик. Гофинг протягивает Мартину вторую бутылочку с пивом. Мартин и не заметил, что первую уже допил. Теперь он откупоривает новую. – Почему вы здесь, агент Гофинг? – Просто Джек… и не надо «агента», мы не в Америке. – Итак, Джек, что привело тебя в Риверсенд? Гофинг делается чуть ли не грустным. – Прости, Мартин, у нас здесь не обмен информацией. Я не вправе раскрывать, зачем приехал. Начальство и так уже бесится. Из-за тебя о моем присутствии здесь раструбили по общенациональному телевидению. Я тоже от этого не в восторге. – Тогда зачем со мной разговариваешь? – Из-за Херба Уокера. Ты с ним вчера виделся. Он был на тебя зол. Ты и твоя газета облили его грязью. С тобой он скорее бы выдал, что у него на уме, чем в кругу своих коллег-полицейских. Это не та среда, где поощряются проявления эмоциональной слабости. – Уокер показался мне вполне нормальным. Злой, да, но никакой подавленности или отчаяния. – Выходит, он смирился? – Смирился с чем? – Что его карьере конец – раз уж столько разом свалилось, бороться бесполезно. – Нет, скорее напротив. – В смысле? Вот оно что! Мартин отпивает еще глоток. Надо отдать агенту АСБР должное, ловко подвел к сути. Сотрудничать? Поделиться тем, что известно об Уокере? Почему бы и нет? С работы выгнали. Уокер мертв, и теперь Гофинг, возможно, единственный, кто заинтересован докопаться до правды. |