Онлайн книга «Тайна псалтыри»
|
– А помнишь, отец Пимен, как я тебя мальчишкой отсюда вытаскивал? Вот прямо отсюда! Старик указал рукой на место возле ближайшей колонны, и лицо его сморщилось от беззвучного смеха, который вызвали воспоминания прошлого. – Как забыть, Даниил Дмитриевич? – ответил игумен, улыбаясь. – Страху натерпелся! Я с тех пор змей на дух не переношу! Как вспомню, так сразу кажется, что опять ползают по мне аспиды! Старики спустились по ступенькам внутрь, осматривая мощные стены подземелья. – Хорошая работа! – похвалил Загрязский крепкую кладку кирпича. – Еще не одну сотню лет простоит! Игумен согласно кивнул, хлопнув ладонью по одной из кряжистых колонн, подпиравших низкий свод зала. Загрязский неспешно обошел помещение по кругу, вглядываясь в каждую трещину или скол штукатурки, толстым слоем в два вершка [290] покрывавшей стены. – Я чего спросить хотел, – изрядно подсевшим голосом задал он вопрос игумену, – как царь о подземелье узнал? Почти пятьдесят лет минуло. Сам забывать стал и вот тебе! – Я сам ему сказал… давно, в молодости, а он сейчас вспомнил. Старики присели на каменный стол посередине зала, пристроив факел в железное кольцо на колонне. Помолчали, глядя себе под ноги. – Выходит, простил тебя государь? – не выдержал Загрязский. – Государь мудр, – не поднимая взора от земли, выговорил Пимен, – он знает, что, не прощая ошибки других, сам совершаешь ошибки! Загрязский бросил на отца Пимена непонятный взгляд. – Я у Девлет Герея [291] с посольством был, когда узнал о твоей казни. Потом Катерина Михайловна [292] секрет про тебя открыла. Пятнадцать лет прощению царскому срок! Не много ли? Игумен улыбнулся и мягко произнес, положив ладонь на плечо старого товарища: – Я не ропщу, Данила, неугодные дела государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами. Знать, именно теперь и время пришло? А с Катькой неужто видитесь? Загрязский отрицательно покачал головой: – Давно не встречались. Теперь, может, и не свидимся больше. Сдавать я, Петя, стал последнее время. Вход в палату снова ярко осветился. Четыре потных монаха с трудом втащили два тяжелых сундука, кованных черненым железом. Следом за ними в помещение вбежал вихрастый белобрысый мальчик лет одиннадцати, в малиновом кафтане нараспашку. Увидев стариков, он замер на верхней площадке и степенно поклонился им обоим в пояс. После чего подошел просить благословения у игумена Пимена. – Последняя моя радость, Мишанька, внучок! – кивнул на него растроганный старик. – Вдвоем мы остались. Отца его убили при Молодях [293], когда парню и года не было, а мать после этого помаялась пару лет и тоже отошла. Теперь вот он – наследник всему! Игумен Пимен перекрестил кудрявую голову мальчишки и дал ему поцеловать свою руку и плечо. – Хороший воин вырастет! – кивнул он на Мишу, уже убежавшего в другой конец зала. – Я вижу! – А у тебя что с семьей? Слышал что-нибудь? – спросил Загрязский осторожно, чтобы не задеть чувства старого друга. – Ничего, – грустно ответил Пимен, – перед опалой тайком отправил жену и Петьку в Литву, к князю Андрею Курбскому. Думал, от смерти спасти, а оно все наоборот обернулось. Сказывают, Курбский им такой прием оказал, что иной враг не посмел бы. Жена на чужбине и года не протянула, а сын просто исчез. Потом, когда можно стало, я просил государя отыскать его. Тщетно. Как в воду канул! – Жаль мне тебя, Петя! – посочувствовал старик Загрязский. Пимен взглянул на него отстраненно и неожиданно произнес: – Не жалей, не надо! Каждый несет свой крест в одиночестве. Теперь, мой друг, я точно знаю, что Бог ждет нас по ту сторону отчаяния! В подземное хранилище внесли новые сундуки, не менее тяжелые, чем первые два. Один из двух молчаливых монахов, шедших первыми, оступился на высокой ступени и выронил ларь из красного дерева с резьбой и перламутровой инкрустацией по его стенкам и крышке. Ларец тяжело ударился о пол, но не разбился. Крепкое дерево выдержало, зато железный замок – нет. Раздался высокий, резкий щелчок, и крышка раскрылась. Из ларца просыпалось несколько золотых монет и, звеня, разлетелось в разные стороны. Один из дукатов [294] подкатился прямо к ногам сидевших стариков. Игумен Пимен небрежно, мыском сапога подтолкнул монету обратно к сломанному ларцу и знаком приказал монахам прибраться. Те в ответ низко поклонились и так же, не произнося ни слова, принялись за работу. – Чего они все время молчат? – спросил Загрязский у Пимена. – Они дали обет молчания! Загрязский с сомнением посмотрел на молчальников и повернул голову к игумену. – Считаешь, тайна наша под надежным замком? – Надеюсь, – улыбнулся в ответ Пимен и, подумав, добавил: – Но на всякий случай предпринял кое-какие дополнительные меры безопасности. Береженого Бог бережет! – Аминь! – сильно подсевшим голосом прохрипел Загрязский и рассмеялся. Глава 29
Тонкую пелену сна разорвал знакомый голос, глумливо произнесший: – Ку-ку! Пора вставать, зайчишки! Кто утром поработает, днем отдохнет! Феона мгновенно проснулся. Первое, что он увидел, открыв глаза, были два ствола, направленные ему прямо в лоб. Положение его пробудившихся товарищей было не лучше. Около каждого находились разбойники, держа их под прицелом взведенных пистолетов. Чуть поодаль, у потухшего костра стоял маленький, очень коренастый человек с лицом, до самых глаз закрытым красным платком, и держал в руках пустой пестерь. – Я разочарован, монах! – произнес он, не отводя холодного взгляда от Феоны, и бросил пестерь в остывающие угли костра. – А что ты хотел там найти, Федор Михайлович? – насмешливо спросил отец Феона, отводя рукой ствол пистолета, упершийся ему в грудь. – Как рука, не болит? – Узнал? – не сулившим ничего хорошего голосом произнес коротышка, бросив взгляд на свою забинтованную левую кисть. – Впрочем, какая теперь разница? – добавил он и сорвал с лица повязку. |