Онлайн книга «Орден бесогонов»
…И на какое-то время у меня остановилось сердце. Наверное, на минуту, не меньше; в наступившей тишине раздавалось сопение изумлённого Гесса, бодрый стук его сердца, слабенькое прерывистое сердцебиение искалеченного Анчутки, а третье сердце не стучало. Видимо, это моё. Страшные слова безрогого брюнета превратили тёплый живой комок в моей груди в некое подобие заледеневшего голубя. На разбитых губах Анчутки пузырилась кровь… – Выскочили из ниоткуда, я попытался… – Каждое слово, каждый выдох давались ему с трудом. – Они забрали отца Пафнутия, он их не… Я не спрашивал кто. Мы все это знали. Полиция могла забрать, но полицейские не стали бы избивать домашнего беса. Бабы или просто сельчане могли прийти, наораться, затребовать своё и тоже забрать с собой, но не батюшку. А вот как раз наоборот, Анчутку! И тогда нашего красавчика просто бы разыграли по жребию в карты сугубо ради плотских утех. Почему нет, и в современных сёлах бывают простые нравы… Мелкие или даже крупные бесы нипочём бы не смогли справиться ни с отцом Пафнутием, ни с нашим нечистым поваром, а уж с их боевым тандемом тем более. Значит, это были… – Куда пошли черти? – На… на площадь, – слабо прошептал Анчутка. – Казали, що там… там ось вже и… и расстреляють як сепаря на майдани. – Давно? – Цвай минутен. – Гесс, за мной! Уже на пороге я обернулся и спросил: – А ты почему за него вступился? Вроде не обязан. – Пошёл к чёрту… – Туда и собираюсь, Декарт мне в печень! Теперь, возможно, стоит на минуточку вернуться к законам жанра. Сейчас их мало кто соблюдает, но я воспитан в высоких традициях литературы и мировой философии, поэтому для начала позвольте хотя бы представиться: Фёдор Фролов. Бывший гот, бывший философ, бывший военный. Нет, не профессиональный, но успел отметиться на службе в армии и снайпером в горячих точках. Ушёл после первого же ранения, чего не стыжусь: война грязное дело, и не с моими интеллигентскими иллюзиями лезть в неё с головой. Судьба-индейка, по выражению романтических литературных героев начала девятнадцатого века, отправила меня в почти забытое советской властью (да и нынешней, российской, редко вспоминаемое) село Пияла в холодной Архангельской губернии, где я был принят скромным послушником в Воскресенский храм и поселён в доме местного священника отца Пафнутия. Вот он-то как раз бывший кадровый офицер, Герой России, участник четырёх войн, мужик с секретом, удивительным добродушием и такими сплошными тайнами, что ни боже мой лезть к нему в душу, даже если очень и очень хочется. У меня хватило мозгов и такта. Так вот, у этого самого батюшки также жил (типун мне на язык, он и сейчас живёт!) высокопородный двухлетний доберман по кличке Гесс. Вообще-то Гесс умеет разговаривать, непонятно с чего и как, но что есть, то есть, назад не перемотаешь, примите как данность, вам же проще. У него разум семилетнего ребёнка, иногда умнее, иногда глупее, а основной лексикон составляют слова «лизь», «кусь» и «на тебе лапку, не обижай собаченьку!». Ну а кроме того, как вы уже поняли, при нашем доме прописан натуральнейший бес. Анчутка, взятый мной и Гессом в плен, добровольно согласился обломать рога, обкорнать хвост, покориться православному батюшке и кормить нас всех чудесными блюдами разных народов исходя из возможностей нашего скромного кошелька и небогатого выбора продуктов в сельском магазине. При этом попутно занимаясь со мной специфичным рукопашным боем и разговаривая как сумасшедший полиглот в беглом режиме на куче известных ему языков. В этом смысле он реально был не только спарринг-партнёром, но ещё и учителем. Это правда, это имеет место быть. В общем и целом, хвала Фрейду озабоченному, компашка у нас складывалась та ещё… – Куда мы идём? – спросил мой остроухий пёс уже за воротами, хотя вроде бы всё время был рядом и слышал всё то же, что и я. – Спасать отца Пафнутия. – Там будут бесы, я их кусь! – О, там будут даже черти, и могучие. – Но ты ведь защитишь собаченьку? А я тебе лапку дам, на! Хочешь две лапки? – Гесс, дружище, – я опустился на одно колено, встав с доберманом нос к носу, – у меня шесть патронов в нагане, и ты прекрасно знаешь, что всего лишь один нижегородский чёрт готов был придушить нас всех, имея три серебряные пули в башке. Значит, сколько бы там ни было чертей, мы по-любому у Вольтера в тощей заднице! Но отца Пафнутия бросать нельзя, поэтому бей, кусай, отвлекай внимание, у меня всё ещё есть перо из ангельского крыла. – Декарт нам всем в печень? – с надеждой уточнил мой пёс, вывалив набок язык. Я потрепал его по загривку, поправил серебряный ошейник, позволил Гессу два раза лизнуть меня на морозе в нос, после чего мы рысью дружно бросились на выручку нашего героического батюшки. Как говорит наш президент, русские своих не бросают. Не скажу, что искали долго: со всего села народ стекался на площадь Ленина перед почтой. Несколько громкое название для прямоугольника пять на шесть метров, но тем не менее. А вот то, что мы там увидели, было, мягко говоря, не совсем обычным. Поэтому диктую вслух. Вся площадь заполнена шепчущимися сельчанами, человек тридцать, не меньше, в массе старики, бабы, дети. То есть все, кто не на работе и кому заняться нечем. У бюста Ленина в снежной шапке стоят два стареньких неработающих фонаря, с вершины одного из них свисает бельевая верёвка, опустившись петлёй на шею безмолвного отца Пафнутия, стоящего в домашних тапках на нашем же кухонном табурете. Руки православного батюшки были связаны за спиной, в глазах полыхало нечто, абсолютно непохожее на смирение и жажду мученического венца: брови сдвинуты, борода дыбом, а кто умеет читать по губам, прочёл бы отнюдь не поминальную молитву. Материться мы все умеем. Кстати, да, людям сегодня было о чём поговорить, потому что слева и справа от святого старца плечом к плечу стояли двое эсэсовцев в рогатых шлемах, в форме Великой Отечественной, со шмайсерами на груди. Плюс стройный, подтянутый офицер в новенькой шинели и фуражке вермахта. Вот, значит, кто сегодня черти, ну-ну… – Чё такое от творится-то, ась? – Поди, от кино снимают. – А чё-то камер-то и не видать. Когда у нас от в коровнике начальство дойку снимает, так от Зинку-то с грудями завсегда вперёд ставят, под камеру. – А милиция-то знает? Хотя чё ей до нас, той милиции. – Все они полицаи! Сталина на них нет… – Ох ты ж, бабы, чё ж не сказали от, чё и нас снимать-то будут, я б хоть накрасилась, носик припудрила. |