
Онлайн книга «Счастье волков»
Вермееру он никогда не говорил об этом – тот посмеялся бы, Вермеер вообще не верил ни во что, что не укладывалось бы в его протестантскую логику. Но он умел прислушиваться к себе. И в этом агентстве ему солгали и не раз… Пока Хикмет думал, что делать, зазвонил телефон. Он посмотрел на номер – служебный. Когда комиссар подъехал – тут были люди из его отдела. И пожарные. Огонь уже потушили… – Что произошло? Инспектор Гюле достал телефон, нашел галерею. – Вот, посмотрите… Комиссар Хикмет взял телефон, начал просматривать кадры, чувствуя, как сильнее бьется сердце и темнеет в глазах. – Полицию вызвала уже пожарная охрана, никто из соседей не вызвал. Показания они давать отказываются, но то, что удалось установить, – подъехали две машины, вышли несколько человек в масках, жестоко избили владельца заведения, клиентов прогнали, само заведение подожгли. И вот… это на стене было написано. Напротив. Черная краска. Баллончик. Смерть жидам! – Где она? – Она туда сразу поднялась. Эфенди комиссар… – Спасибо, инспектор. Завтра продолжим. – Да, эфенди… Комиссар Хикмет зашагал к приемному покою, чувствуя, как давит на него небо… Альсия сидела на стуле в коридоре больницы. Когда он приблизился, она предостерегающе подняла руку. – Нет. Не надо. Он остался стоять. – Он жив? – Сейчас делают операцию. Хикмет хотел сказать банальное – иншалла, он поправится, но тут же вспомнил, что бойфренд Альсии еврей, а про еврея нельзя говорить иншалла – это харам. И Альсия это, видимо, заметила. – Он… поправится. Она нервно встала со своего стула. Достала сигареты, несмотря на то что тут нельзя курить. – Господи… господи, зачем я сюда вернулась. Можно было бы остаться там, но я поверила… поверила. – Разве ты вернулась не ради нас? – Ради нас… ради вас… я вернулась ради страны, я верила, что вот-вот, совсем скоро – мы вступим в ЕС или начнем, по крайней мере, вступать. Какой же я была дурой… – Зачем ты это здесь говоришь? – Затем, что кто-то, когда-то должен это сказать! Нас не пригласили в ЕС, потому что нам нечего там делать! Мы остаемся такими же, какими были и сто, и двести, и триста лет тому назад. Мы можем носить костюмы британского кроя, но только свистни – и мы готовы бежать за коляской [10]. … – Эти люди, которые избили Моше… которые подожгли ресторан, в который он столько вложил, – им разве место в Европе? Нет, нам место вне Европы, рядом с Путиным и этим… китайским лидером. Или даже северокорейским. Наш Султан если и мечтает на кого-то быть похожим – так это на них! Хикмет машинально оглянулся – упоминать Султана в таком разговоре было опасно даже здесь. У стен были уши. Но никого не было. Была медсестра, но она была далеко и наверняка не слышала. – Боишься? – Чего? – Мы все боимся. Говорить, думать, жить… – Что ты несешь? – Я не несу. Я говорю правду. Нельзя освободить человека больше, чем он свободен внутри, в душе. Я говорю. А ты можешь и дальше молчать. Комиссар посмотрел на свои руки. – Я их найду. Клянусь, я их найду. Альсия горько усмехнулась. – Не старайся, братик. Это никому не нужно. Моше рассказывал, соседи бросали ему крыс, чтобы те забежали на кухню, и раз в неделю стучали в министерство труда, что у него работают нелегалы… 17 сентября 2020 года
Стамбул Утром на оперативном совещании криминальный комиссар Хикмет доложил свои соображения по ликвидации устойчивых этнических банд в азиатской части города. Доклад был плохой, он и сам бы так его оценил… Тем не менее, публично его никто не критиковал. После совещания он просмотрел сводку по городу. Не найдя там чего искал, пошел к машине, ругаясь про себя последними словами. Полицейский комиссар районного участка был толстым, усатым – типичный турок пожилых лет. Явно дорабатывает до пенсии, неофициальный хозяин района, если где-то кто-то кого-то побил, что-то украл – ему скажут. Потому что уважают. Обратная сторона этого – он зависит от своего района так же, как и район от него. Против общественного мнения он никогда не пойдет. Он один из них. Ему тут жить. Его детям тоже. – Почему не зарегистрировано как бандитское нападение – нападение на кафе Моше Аялона? Полицейский из района пожал плечами. – А что тут регистрировать? Владелец кафе пострадал при пожаре, когда на него обвалилась стена. Я больше ничего не знаю. … – А разве что-то другое было, эфенди? Комиссар посмотрел в глаза полицейскому, затем резко развернулся и пошел на выход. Если вам надо узнать, что происходит в квартале, ищите кафе, где собираются старики. Его хорошо заметно – по тому, как собираются на улице люди. Вроде и не заказывают ничего, но кафе никогда не разорится. Это общественное мнение, тут и судят, и выносят приговор. И если в таких районах, как Левент, можно на это наплевать, то тут – нет. Он с визгом тормозов резко остановил автомобиль, хлопнул дверью, подошел ближе. Собравшиеся – уважаемые люди, отцы семейств – смотрели на него. – Закон… – сказал комиссар Хикмет после почти минуты молчания, – возможно, и не таков, как нравится вам. Закон не может нравиться всем. Но он таков, как он есть. И все обязаны его соблюдать. Иначе что станет с нами? С нашим обществом? С нашей страной? Люди молча смотрели на него. – В кого мы превращаемся? На ваших глазах жестоко избили человека, который ничего вам не сделал. Который кормил вас. Который мечтал о том, чтобы открыть много ресторанов – не в Берлине, не в Париже – здесь и дать многим туркам работу. И так мы ему должны отплатить? Почему вы не пойдете в полицию и не скажете правду? … – Я комиссар криминальной полиции. Кто видел совершившееся здесь преступление? Люди молчали. Потом один из них сказал: – Не бери жидов в друзья, они друзья один другому. Комиссар Хикмет немного пришел в себя только в маленьком кафе на берегу Босфора, на съезде с авеню Кеннеди – он приходил сюда редко, только когда совсем было плохо. Хозяин, видя его состояние, просто оставил на столе кофейник, чтобы клиент сам себе наливал, и оставил его в покое. Комиссар наливал себе чашку за чашкой горячего до тошноты кофе, смотрел на Босфор. На чаек. На блики солнца, играющие в волнах. На снующие туда-сюда пароходы. |