Книга Обсидиановая комната, страница 80 – Дуглас Престон, Линкольн Чайлд

Программа предоставила еще немало сведений, но Пендергаст их проигнорировал.

– Отлично, – сказал он. – А теперь, мистер Эрнандес, я попрошу вас найти недвижимость этого человека. И не только записанную на его имя, но и недвижимость, принадлежащую фиктивным компаниям, которыми он владеет, офшорным компаниям, мнимым родственникам, – короче, я хочу знать о каждом квадратном дюйме земли, связанном с этим человеком пусть даже самым отдаленным образом. Приоритет – собственность во Флориде.

– Нет проблем.

Еще несколько ударов по клавишам – и появился список. При всем своем огромном опыте Лонгстрит не уставал поражаться тому, как быстро компьютер способен выявить массу тщательно скрываемых фиктивных компаний. И тут ему пришло в голову, что АНБ, возможно, уже проделало эту работу – выявило все зарегистрированные компании в мире. Это было бы на них похоже.

Пендергаст несколько мгновений вглядывался в экран, потом испустил совершенно нехарактерный для него победный крик.

– Вот оно! – сказал он, ткнув белым пальцем в список.

– Инцитатус ^[44], – странным голосом пробормотал Пендергаст.

У Лонгстрита холодок пополз по спине. Он чувствовал, что это то самое жемчужное зерно информации, которое им требовалось: иголка в стоге сена, слабые линии на песке, которые, будучи найдены, вели к Диогену.

– Дайте спутниковое изображение, – сказал Пендергаст. – Найдите это место.

– Нет проблем.

Эрнандес загрузил другую программу, набрал координаты, и мгновение спустя на экране появилось спутниковое изображение удивительно высокого разрешения. На экране был остров средних размеров в окружении четырех малых.

– Увеличьте, пожалуйста, изображение большого острова.

Эрнандес увеличил. На экране возник большой дом, пирс, уходящий в мелководную бухту, дом поменьше, полускрытый в мангровой роще неподалеку, и разбросанные поблизости отдельные служебные сооружения. Катер, причаленный к пирсу.

– Когда было получено это спутниковое изображение? – спросил Пендергаст.

Эрнандес посмотрел на экран:

– Восемнадцать месяцев назад.

– Катер. Увеличьте катер.

Изображение увеличилось, пока катер не заполнил весь экран. Это был старинный «Крис Крафт».

– Вот оно. – Пендергаст обратился к Лонгстриту, глаза его лихорадочно блестели. – Вот где мы их найдем.

Лонгстрит посмотрел на друга. Его голова почти кружилась от скорости, с какой Пендергаст раскрыл это дело.

– Говард, мы должны быстро и жестко прибыть на остров, – сказал Пендергаст. – И мы должны сделать это сегодня.

– Что такое? – повторил Диоген.

– Я подумала, не мог бы ты подготовить катер? – сказала Констанс.

В его голове внезапно возникла пустота, словно он не мог понять, о чем она говорит. Последние минуты были такими странными, ее поведение становилось столь непредсказуемым, что он с трудом сумел выговорить только:

– Катер? Зачем?

– И потом, будь так добр, отнеси на него мои вещи. – Неуверенность и сомнение, которые он заметил прежде на ее лице, исчезли. – Сегодня утром я собрала почти все, когда сказала тебе, что пошла отдыхать.

Диоген провел рукой по лбу:

– Констанс…

– Я уезжаю. Моя работа закончена.

– Не понимаю. Твоя работа?

И теперь ее голос зазвучал холодно и ровно:

– Моя месть.

Диоген открыл рот, но не произнес ни слова.

– Настал момент, которого я ждала, – сказала Констанс. – Не в моем характере злорадствовать или издеваться. Но в моем характере есть жестокость. Поэтому мои объяснения будут максимально краткими. Все это было спектаклем.

– Спектаклем? – с трудом проговорил Диоген. – Каким спектаклем?

– Спектаклем, изображающим нашу любовь.

И теперь он заметил, что в руке она держит старинный итальянский стилет, которого он не видел со времени отъезда из особняка на Риверсайд-драйв.

– Но это не спектакль, я тебя люблю!

– Я знаю, что любишь. Как трогательно. И твое ухаживание было, честно говоря, великолепно спланировано и исключительно исполнено. Ничего другого женщина и желать не может. – Констанс помолчала. – Жаль, что оно не произвело нужного тебе эффекта.

Нет, это какой-то кошмар. Это происходит не взаправду. Не может быть, чтобы она и в самом деле думала то, что говорит. Наверное, эликсир оказался с дефектом и она снова не в себе. И все же Диоген чувствовал, как в его сердце вползает жуткая неуверенность.

– Бога ради, что ты говоришь?

– Неужели нужно еще яснее? Ну хорошо. Тогда слушай: я тебя не люблю и никогда не любила. Напротив, я тебя презираю! Я жила ненавистью к тебе утром, днем и ночью. Я холю мою ненависть, она теперь часть меня, невидимая и драгоценная.

– Нет, прошу тебя!..

– Когда я только узнала, там, в нижнем подвале, что ты жив, я не чувствовала ничего, кроме ярости. А потом ты заговорил. Говорил своим медовым языком. Ты помнишь, когда ты закончил говорить, я ответила, что мне нужно время, чтобы обдумать твое предложение? Я чувствовала замешательство, неуверенность. А еще – злость, я злилась на Алоизия из-за того, что он исчез, утонул. К концу той ночи я примирилась с собой. Я была счастлива. Потому что поняла: мне предоставляется уникальная возможность убить тебя еще раз. Твоя предполагаемая смерть в вулкане была слишком быстрой. На сей раз я решила убить тебя правильно.