Книга Солнце, страница 189 – Анна Джейн

- Почему так? - вдруг спрашивает Лилит, наблюдая за рассветом. - Мы живем в современном мире, полном демократии и свободы. Но почему преступник не может быть наказан? Разве наших с Сашей показаний мало? Разве мало показаний полиции и свидетелей? Разве... - Она стискивает зубы, - мало нашей боли? Почему они не могут просто наказать его? Почему мы должны оправдываться? Почему должны доказывать, что не оклеветали его? Почему?..

- Мир несправедлив, Лил, - вздыхает Октавий.

- Я не могу принять такой мир, - резко говорит она.

- Тогда измени его. Но ведь ты же знаешь, что нужно начать с себя.

Лилит знает. Она прочитала уйму книг по популярной психологии. И чисто теоретически она знает, что нужно делать. Но вот практически... У нее не получается. Лилит злится от чувства собственного бессилия. Раньше она была уверенной и сильной, и гордилась собой и своими поступками, гордилась тем, что смогла вырваться из маленького городка и, вопреки всему, поступить в Хартли, гордилась тем, что успешно учится там, гордилась тем, что одна живет в большом городе, к которому родители всегда относились с опаской. Теперь ничего этого нет.

- Знаю, что это расстраивает и раздражает тебя, - продолжает Октавий. - Все эти пустые прописные истины и однотипные советы. Но они действительно работают. Начни с себя.

- Я не могу снять маску при всех, - признается убито Лилит. - Я тотчас умру.

- Ты сильнее меня, девочка. - Октавий поворачивается к ней и проводит ладонью по черным волосам. За эти дни он так привык к ее лицу, к ее шрамам, что и не замечает их. Когда он осознает это, оставаясь в одиночестве, удивляется сам себе.

- Что ты имеешь в виду? - напряженно спрашивает Лилит.

- Ты забыла, с кем имеешь дело, - нервно смеется он. - Я - человек в маске. Король масок! Почти никто не знает, что Октавий из «Лордов» - это и есть Сладкий из «Пепельных цветов». Но, малыш, ты снимаешь маску перед самой собой. А я долгое время не мог и этого.

Лилит не сразу понимает его.

- Знаю, ты боишься. И этот страх знаком мне больше, чем кому-либо еще, - продолжает Октавий. - Поверь, я чувствовал и чувствую почти то же, что и ты. Сладкий - не просто пятно на моей репутации музыканта. Это мой шрам. Только не на лице, а здесь. - Он касается левой стороны груди.

- А почему ты ее не снимаешь ее? - спрашивает Лилит. - Свою маску?

Для нее его проблемы никогда не казались чем-то невероятным. Скорее, она воспринимала это как некое развлечение творческого человека, решившего надуть весь мир.

- Потому что я тоже боюсь. Не хочу новой волны осуждений. Не хочу, чтобы репутация «Лордов» пострадала из-за того, что когда-то я кривлялся под фонограмму. Не хочу, чтобы вокруг матери снова ходили толки, и чтобы снова какие-то уроды кричали, что она во второй раз устроила никчемного сыночка в известную группу, хотя на самом деле она всегда была против моей музыкальной карьеры. Знаешь почему? Потому что знала - во мне нет должного таланта. Отчасти она была права - мой вокал полный отстой. Но даже она со временем признала мою игру на барабанах. Да, Лил, да, я тоже знаю, что такое страх. Боюсь снять маску. Я не такой идеальный, как ты думала, - с сожалением добавляет Октавий.

- А я и не думала так, - смеется Лилит.

- Спасибо, - делано хмурится Октавий.

- Ты хотел быть для меня идеальным? - уточняет она.

- Вообще-то, да.

- Жаль, что я не могу быть идеальной для тебя, - смотрит в его глаза Лилит. Они у нее черные, жгучие, обрамленные длинными и густыми ресницами.

- С чего ты так решила? - спрашивает Октавий, завороженный ее глазами, в которых отражается рассвет.

- Ты знаешь.

Шрамы.

Он касается кончиками пальцев одного из рубцов на ее щеке. В этом прикосновении - нежность. Легкая и воздушная, искренняя. Но Лилит резко отворачивается.

- Что мне делать? - Тихо спрашивает она сквозь подступившие к горлу слезы. - Что делать?..

- Я не могу решать за тебя, Лил. Никто не может. Ты должна решить сама. Если нет - значит, нет. Заседание будет закрытым. Мы все равно добьемся победы в суде.

Октавий обнимает ее и целует в лоб, над бровью. И в этом простом, невинном поцелуе чувств больше, чем в тех поцелуях, которые он дарил ей год назад.

В нем - свет.

- Спасибо, что помогаешь мне, - шепчет Лилит. - Я не знаю, как благодарить тебя.

- Просто будь сильной, - отвечает Октавий.

«Буду», - думает она.

Они возвращаются в квартиру - каждый в свою комнату.

Лилит сидит на кровати, подобрав под себя острые колени, и снова перебирает бусины. Ее страх - словно ржавчина, она все сильнее и сильнее разъедает сердце.

Открытое заседание или закрытое?

Согласиться и умереть от ужаса или отказаться и умереть от несправедливости?.. Но может быть, наказание все равно будет справедливым? Ведь у нее такие сильные адвокаты... Да и правда на ее стороне.

Открытое или закрытое?..

Лилит боится - ее страх доходит до своего пика, и ее накрывает волна панической атаки, правда, не такая сильная, как раньше. Лилит даже находит в себе силы открыть лекарство и проглотить таблетку. Сердце стучит как ненормальное, дыхание - тяжелое, а мысли - спутанные. Лилит сжимается в углу кровати и что-то бессвязно шепчет. В таком состоянии ее находит мать, которая встала пораньше и решила приготовить завтрак - для миссис Бейкер это единственный способ выразить Октавию свою признательность.

Мать Лилит обнимает ее и гладит по худой спине, пытаясь успокоить. За год она привыкла и не к такому. Но так не привыкла видеть боль в глазах дочери. Смелой, как она всегда думала. Своевольной и гордой. Хоть миссис Бейкер и была против актерской карьеры Лилит, и они ужасно ругались в старшей школе, она все же в тайне гордилась своей девочкой, ее талантом и ее решимостью. Всем соседям она говорила, что Лилит станет известной актрисой и сама верила в это.

Последний год все перевернул. Теперь миссис Бейкер хочется верить лишь в одно - и даже не в справедливость, а в то, что дочь станет на ноги - также крепко, как и прежде. А ее муки закончатся. Не один десяток свечей она зажигала, молясь за дочь.

- Мама... Мама, что мне делать? - успокоившись, спрашивает Лилит, покачиваясь из стороны в сторону. Миссис Бейкер, съежившись, сидит рядом и вздыхает. Они обе измучены.

- А что ты хочешь, дочка? - говорит женщина.

- Не знаю... Хочу вернуться в прошлое.

- Так не бывает. Тогда по-другому скажу. Чего больше всего ты хочешь из возможного?

Их взгляды встречаются. У матери Лилит точно такие же черные глаза - блестящие, пронзительные.

- Хочу спокойствия и уверенности. Как раньше, - признается Лилит. - Хочу быть актрисой. Хочу семью. И... - Она сглатывает. - Хочу справедливости. Но не знаю, что делать.