Онлайн книга «Уходи и будь счастлива»
|
– Потому что, если сексуальный аппетит Чипа таков же, как у его отца или любого другого мужчины, это будет важно для него. Я сморщила нос: – Пожалуйста, не нужно говорить со мной о сексуальном аппетите Джима Данбара. – Я лучшая подруга Ивлин вот уже много лет, милая. И я знаю все. Но я лишь качала головой: – Нет. Пожалуйста. Нет. – Хорошие новости состоят в том, – продолжала она, – что если мужчины в твоем положении часто теряют свои сексуальные способности, женщины обычно их сохраняют. Это означает, что даже если ты больше не сможешь ходить – а ты сможешь, я уверена, – ты все равно останешься полноценной партнершей в этом вопросе. Что было хуже – обсуждать с мамой сексуальный аппетит отца Чипа или мой? Не могу передать словами, насколько мне не хотелось говорить с ней об «этом вопросе». Но мама только набирала обороты. Она продолжила: – Ты сможешь рожать детей и все такое прочее. На самом деле, единственная проблема женщин в твоей ситуации состоит в том, чтобы найти того, кто готов… Она внезапно остановилась. – Того, кто готов на что? Но она перевела все свое внимание на сэндвич, заворачивая его в обертку, словно желая сохранить на потом. – Готов на что? Она начала объяснять снова, тщательно подбирая слова: – Уровень женской сексуальности обычно не снижается, но проблема состоит не в их физическом состоянии, а в том, что никто… Она замолчала, словно не в силах выговорить это. – Никто больше не хочет их трахать? Мама закрыла глаза: – Ты знаешь, как я ненавижу вульгарные выражения. Если бы в этот момент я могла выйти из комнаты, я бы сделала это. Но, не имея такой возможности, я лишь откинулась на подушку. – Это и есть то вдохновляющее сообщение, с которым ты пришла сюда сегодня? У нее хватило совести немного смутиться. Она сложила свою салфетку и принялась разглаживать ее на коленях. – Просто я прочитала ту статью и подумала, что тебе полезно ознакомиться с этой информацией. – Зачем? – спросила я. – Что я должна теперь делать? Стараться еще больше, чтобы произошло чудо? Отрицать все законы человеческой физиологии? – Я просто пытаюсь тебе помочь, – настаивала мама. – Запугивая меня? – Я хочу сказать, что нам нужно прилагать еще больше усилий. Нужно смотреть фактам прямо в глаза. Восстановление организма происходит в первые шесть или восемь недель после катастрофы, а ты уже потратила две из них. – Ты хочешь сказать, что я лентяйка? – Я хочу сказать, что ты должна бороться в полную силу. В сумасшествии моей матери всегда была какая-то искаженная логика. И я уловила ее сейчас. Она не случайно сообщила мне, что я могу всю свою оставшуюся жизнь провести без секса. Она сделала это нарочно. Она попыталась мотивировать меня. Заставить меня сфокусироваться. Пробудить в моей душе протест и нежелание сдаться. И самое худшее в этом было то, что она достигла своей цели. Именно так она и мотивировала меня всю мою жизнь – заставляя меня бояться самого плохого сценария. Она пыталась напугать меня и тем самым побудить к действию. Надеялась ли я, что смогу заставить позвоночник слушаться меня? Конечно, нет. Можно лишь усилием воли преодолеть что-нибудь? Конечно, нет. Можно ли противопоставить решимость невозможному? Нет, нет и нет. Но какой у меня был выбор? Конечно, она играла не по правилам. Она вела себя как террорист. Но у нее были добрые намерения, и она не ошиблась. Я не хотела провести остаток жизни в инвалидном кресле. Я не хотела отказаться от всего, о чем мечтала. Я не хотела потерять Чипа. Подождите, разве так обстояло дело? Прежняя я не хотела потерять прежнего Чипа. Но теперь, думая о нем, я не была уверена, что именно теперешняя я чувствует к теперешнему Чипу. Конечно, в свете маминых откровений было не важно, что я чувствую по отношению к нему. Судя по ее словам, если я не удержу его, я вообще останусь без мужчины. Точка. Это был ее коронный номер. Если немного страха сможет зажечь во мне костер и вдохновить на подвиги, разве это было так плохо? Мама почувствовала, как я загорелась. Для дамы, с таким невниманием относящейся к чужим чувствам, она была очень наблюдательна. Она положила недоеденный сэндвич обратно в коробку, подошла к кровати и взяла меня за руку. – Родная, я знаю, что ты пережила шок. Я ждала. – Мы все пережили шок. Я продолжала ждать. – Даже Чип. Вот оно! – Я беспокоюсь о нем. Он, похоже, – она остановилась, подбирая слово, – дрогнул. – Что значит дрогнул? – спросила я. – Думаю, он как бы сбился с пути. Его мать говорит, что он все время пьет, возвращается домой под утро, даже не моется. Чип постоянно принимал душ. Три раза в день. Мама сжала мою руку. – Ваши отношения были особенными. – Согласна. – Разве ты не хочешь вернуть их? – А разве они для меня потеряны? – Нет, – с силой сказала она. – Конечно, нет. Но… он навещает тебя? – Редко, – сказала я. Вообще не навещает. – Я хочу сказать, что пора поправляться и налаживать свою жизнь. Почему все должно лежать на моих плечах? Почему бы Чипу самому не поправиться и не начать навещать меня? – Под «поправляться» ты подразумеваешь «снова начать ходить»? Она сделала вид, будто эта идея даже не приходила ей в голову. – Ну, разве это было бы не чудесно? Разве не стоит за это побороться? Стоит побороться? У меня глаза чуть не вылезли из орбит. Что, по ее мнению, я здесь делала? Играла в компьютерные игры и пила пиво? Я боролась. Каждое утро, проснувшись и вспомнив о том, во что превратилась моя жизнь, я боролась. С каждым вдохом я боролась. Каждую секунду каждого дня я боролась. Я сделала медленный вдох и задержала дыхание. А потом сказала: – Я сейчас просто рада тому, что могу самостоятельно покакать. Глаза мамы расширились, но, прежде чем она успела мне ответить, в дверь постучали. – Войдите! – хором сказали мы с мамой, продолжая смотреть друг другу в глаза. Дверь распахнулась, и на пороге с безумным видом появилась Китти. Мама не видела Китти три года. Не видела ни ее торчавших во все стороны светлых волос, ни татуировок, ни пирсинга. Я даже не уверена, что она сразу узнала ее. |