Книга Красная комната , страница 70 – Ирина Лобусова

— Какая разница, кто виноват! — мрачно заметил Вадим.

— Вы правы, — неожиданно согласился Баракзаев, — теперь это не имеет никакого значения.

— Именно поэтому вы искали ее? Вы хотели все это прекратить? — догадался Вадим.

— Возможно, — отозвался Баракзаев, — а может, и по другой причине. Чтобы попросить прощения. Я не хотел, чтобы все было так, как есть…

Вадим понял, что имел в виду этот человек, но никак не мог выговорить. Он хотел извиниться за свою опустошенность и пресыщенность. Вадим знал это. Он сам был таким. Баракзаев читал по его глазам.

— Вы меня понимаете!

Вадим понимал. Хорошо, что он сам не женился. Возможно, его жена повторила бы горькую супружескую долю Джин — и всех тех, на ком женились без любви.

— Позвоните вашему другу, — сказал Баракзаев, — нам с вами больше говорить не о чем.

— Что будет с домом? — спросил Вадим.

— Дом снесут. Я продал его.

— Из-за красной комнаты!

— Красной комнаты больше не должно существовать на земле.

— Но она будет существовать! Она всегда будет существовать, потому что… — Вадим запнулся. — Эта комната… она в каждом из нас, в каждом человеке… Вы понимаете? В каждом, кто вот так выбирает людей в пустоте… и вся эта пустота вокруг…

— Я хорошо понимаю, — Баракзаев кивнул. — Мы с вами ничего не изменим. Это не от нас зависит. Мир другой. Люди пусты внутри. Души у них нет. И нас самих в мире тоже нет…

Вадим замолчал. Все, что осталось за гранью этих слов, должно остаться там навсегда.

— Звоните следователю.

Голос Баракзаева был безжизненным и тусклым. Вадим подумал, что навсегда запомнит его таким.

* * *

Артем примчался через полчаса — взмыленный и нетерпеливый. Все это время Баракзаев и Вадим хранили молчание — им больше не о чем было говорить. Оба уже сказали все, что хотели. Но это молчание было воздухом, который наполнял их грудь живительной силой.

— Я хочу дать признательные показания по всем эпизодам, — сказал Самир Баракзаев, — пишите. Я подпишу все.

— По каким эпизодам? — не сразу понял Артем.

— Убийства детей, — сказал Баракзаев, — все они покупали одежду в моем магазине. Я их видел, я их выслеживал и убивал.

— Зачем вы это делали? — ошеломленно спросил Артем.

— Я сумасшедший, — в голосе Баракзаева зазвучала очень тонкая ирония. Если бы Вадим не знал правды, то никогда не понял бы, о чем тот говорит. — Я не контролировал себя, был невменяемым. Так у вас принято это называть?

— Подождите… — Артем с трудом приходил в себя. — То, что вы говорите… это же очень серьезно!

— Знаю. Поэтому я вас и пригласил.

— Но… — Артем машинально вытащил из своей следовательской папки лист бумаги и ручку, — это же тянет на пожизненное… ваше признание…

— Я знаю, — Баракзаев кивнул, — пишите. Я готов все подписать. Не бойтесь. Смелее!

Артем Ситников медлил.

— Пишите же! — в голосе Баракзаева зазвучали властные нотки.

Артем начал быстро-быстро писать. Баракзаев говорил медленно и раздельно, чтобы следователю было удобнее фиксировать показания.

— Первый эпизод… Я выслеживал ее до самого Соснового Бора. Переодел в платье… Потом парк… Ребенок уборщицы… Пишите… Во всем виноват я. Пишите же…

Артем быстро строчил по бумаге под монотонное бормотание Баракзаева: который перечислял детали, впрочем, довольно скупо.

Время от времени в комнате наступала тишина. Теперь Вадим знал, какой бывает тишина. Она может быть приговором.

— Вот… — Артем поднял глаза, — я записал, но… Но я не думаю, что это надо подписывать, ведь вы…

— Дайте! — с раздражением Баракзаев выхватил протокол и быстро размашисто подписал каждый лист, отшвырнул в сторону ручку и сказал: — Теперь все.

— Я должен оперативную группу вызвать…

Казалось, Артем превратился в школьника, в маленького мальчика, который боится большого взрослого дядю. Харизма Баракзаева была очень сильной, и Вадим понимал, почему это произошло.

— Вызывайте! — Баракзаев сунул следователю подписанные листы, и Артем быстро спрятал их в папку.

— Я не верю, что вы это сделали! — Артем смотрел ему прямо в глаза. — Не верю ни на грош!

— Ваше право так думать, — Баракзаев устало передернул плечами, — но это сделал я.

Снова наступило молчание. Баракзаев резко встал с места.

— У меня есть одна вещь… она принадлежала первой убитой девочке. Сейчас принесу.

— Я с вами… — нерешительно начал было Артем.

— Сиди! — резко одернул его Вадим.

Баракзаев вышел.

— А если он сбежит? — Артем занервничал. — Я должен проследить…

— Да сядь ты, ради бога! — голос Вадима сорвался.

Выстрел прорезал тишину оглушительным громом. Судя по звуку, стреляли рядом. Вадим и Артем сорвались с места.

В соседней комнате, смежной с кабинетом, скрючившись лежал на полу Самир Баракзаев, все еще сжимая в руке пистолет. Красный цветок у него на лбу расплывался все шире и шире, и капли крови стекали на пол.

— Ты знал, что он это сделает! — Артем раздраженно повернулся к Вадиму. — Знал, что застрелится, и ничего мне не сказал!

— Это лучший для него выход, — сказал Вадим, — не надо было ему мешать.

— Кто тогда убил этих детей? — Артем резко обернулся к Вадиму. — Ты считаешь меня идиотом?! Я спрашиваю — кто убил этих детей?! Чью вину Баракзаев взял на себя?

— В глазах публики Баракзаев останется убийцей, — невесело усмехнулся Вадим, — а ты — человеком, который его вычислил.

— Прекрати эти игры! — разъярился Артем.

— Идем!

Вадим повел следователя за собой, с трудом ориентируясь в переплетениях огромной квартиры.

Они остановились перед запертой дверью в конце длинного коридора.

— Здесь, наверное, — сказал Вадим.

Артем вмиг высадил дверь плечом. Они оказались в спальне, обставленной мебелью в черных тонах. Джин лежала на постели, вытянув руки вдоль тела. На ней была шифоновая рубашка снежно-белого цвета с кружевами, похожая на подвенечное платье. Лицо Джин было спокойным. Казалось, она спит. Щеки были бледны, а на губах играла легкая полуулыбка. Со стороны она выглядела молодой девушкой, которой снится красивый букет цветов.

— Боже! — прошептал Артем, не решаясь подойти к постели.

Вадим сделал шаг вперед, вынул из кармана плюшевого мишку — любимую игрушку ее покойного сына — и аккуратно вложил ей в руку. Пальцы Джин окостенели. Она была мертва довольно давно.