
Онлайн книга «Русский штык на чужой войне»
По оценке одного из руководителей тогдашних болгарских коммунистов В. Коларова, этому способствовало то, что «ко времени Сентябрьского восстания организация врангелевцев была уже восстановлена и готова к услугам правительства (Цанкова. – Ред.). Ей была поручена охрана шахты Перник (там в том числе работали донские белоказаки генерала Морозова и представители «цветных» частей полковника Левитова, не допустившие ее захвата шахтерами-коммунистами. – Ред.) и почти во всей стране врангелевцы участвовали в подавлении восстания и в учинении зверств над болгарским народом. Бесспорно установлено их участие в событиях в местностях Новой и Старой Загоры, Казанлыка, Фердинанда, Белоградчик, Варны и пр. Бывший городской голова города Варны (Дмитрий Кондов. – Ред.) был зверски убит врангелевцами… Болгарская кровь не только ухудшит положение русских в Болгарии, но и всегда будет мешать добрым отношениям между двумя этими народами…» [477] Другой коммунистический источник сообщал, что Дмитрий Кондов был убит 23 сентября на улице Варны врангелевцами совместно с болгарскими полицейскими, когда его вели из полицейского участка в казармы 8-го полка [478]. Негодование представителя болгарской компартии понятно, поскольку именно белогвардейцы во многом сорвали планы ее руководства. Примечательно, что секрет невыступления в тех или иных районах коммунистов как раз объяснялся наличием там сил белогвардейцев. Например, речь в том числе шла о районе Тырново-Сейменово. Так, только что выпустившийся в офицеры из Сергиевского артиллерийского училища М. Каратеев вспоминает: «В экстренных случаях местные власти, не располагавшие достаточными силами, обращались за помощью к нам, и мы в ней никогда не отказывали. Помню, однажды около часу ночи начальнику русского гарнизона генералу Лебедеву сообщили, что на одной из ближайших железнодорожных станций происходят крупные беспорядки, со стрельбой, и попросили немедленно отправить туда небольшой отряд для их подавления. Моментально мы, в составе вооруженного винтовками и пулеметом взвода, выехали туда на специально поданном паровозе, но ни одного выстрела сделать нам в эту ночь не пришлось: когда мы прибыли на место, все там было спокойно и тихо. Оказывается, кто-то успел сообщить по телефону, что из Сеймена выехал вооруженный русский отряд – этого известия оказалось достаточно, чтобы бунтари сейчас же угомонились и разбежались по домам. Гораздо хуже и неприятней бывало, когда в качестве восстановителей порядка и спокойствия приходилось появляться в тех селах, где нам случалось работать и до, и после этого. Правда, в этих случаях мы всегда держали себя корректно и нигде ни разу не применили оружия или силы. Как-то раз, еще осенью, часов в 11 вечера, наше начальство получило из болгарской комендатуры сообщение, что в селе Костантинове коммунисты устроили митинг и побуждают народ к немедленному восстанию – нас просили навести там порядок. Село было невелико и находилось в трех верстах от Сеймена, а потому, справедливо рассудив, что ничего серьезного по масштабам там происходить не может, на усмирение отправили всего шесть человек, и начальником этого грозного отряда назначили к сожалению меня. Выступили мы пешком и в Костантиново прибыли вскоре после полуночи. В селе царила полная тишина, лишь кое-где лениво побрехивали собаки. Как почти всегда в таких случаях бывало, слух о нашем выступлении какими-то неведомыми путями нас опередил, и на околице мы были встречены несколькими пожилыми крестьянами во главе с кметом, который меня поспешил заверить, что перепившихся и заваривших кашу скандалистов уже уняли собственными силами, и в нашей помощи нет никакой надобности. Во время этого доклада чувствовал я себя весьма неловко. По иронии судьбы, встреча произошла в нескольких шагах от ямы, в которой всего месяц назад я делал саман (кирпичи. – Ред.) этому самому кмету! Тогда я ему, как обычно, говорил, что был простым солдатом, теперь он с удивлением поглядывал на мою амуницию и офицерские погоны, я елозил глазами по сторонам, и оба мы усиленно делали вид, что друг друга не узнаем. После этого случая я больше никогда не ходил в Костантиново работать» [479]. Но, говоря о причинах поражения, коммунисты по понятным причинам распространялись не обо всем. Так, они умолчали о, судя по всему чрезмерном увлечением восставших алкоголем. Все запасы спиртного, например, в Фердинанде, они полностью реквизировали «на нужды революции» [480]. Не исключено, что вышеприведенные данные о танках и аэропланах местных и пришлых белогвардейцев, как и полумифических македонских «фалангах» Цанкова и 10 тысяч «золотопогонников» вместо 500 реальных участников, появились именно благодаря этому. Действия белогвардейцев в Болгарии были отмечены и высшими представителями белогвардейского командования. Так, генерал Врангель писал в приказе 16 октября 1923 г.: «Счастлив отметить, что в эти тяжелые дни все господа офицеры, солдаты и казаки снова проявили полную выдержку и самообладание, в точности выполнив мои указания о невмешательстве во внутренние дела приютившей их страны и в то же время, по мере сил, мужественно защищая находившихся при частях женщин, детей и инвалидов в часы опасности. Горячо благодарю всех дорогих соратников, выполнявших беззаветно свой долг. Отдельную благодарность приношу славным Марковцам, во главе с доблестным генералом Пешней, мужественной защите которых многие русские семьи обязаны жизнью». Роль марковцев в этих событиях отметило и ГПУ: «Выступление 1923 г. дает все основания полагать, что действия руководимых генералом Пешней частей были энергичны, активны и беспощадны…» [481] В результате планы руководства СССР по коммунизации Болгарии были сорваны. Доказательством того, что красная Москва была кровно заинтересована в «революции» на Балканах, служит заявление коммуниста Тихомирова: «Никакая международная обстановка не могла бы вынудить нас к непризнанию советской Болгарии, если бы таковая зародилась реально, хотя бы только на части ее территории» [482]. Однако этого не случилось. Последние высокогорные села, занятые коммунистами, были освобождены от них войсками Цанкова 4 октября, и этот день можно считать конечной датой в подавлении восстания 1923 г., за которое красные, по собственному признанию, заплатили 20 тысячами жизней. Потери правительственных войск по официальным данным составили менее 500 убитых. |