
Онлайн книга «Долгое дело»
Она перекатилась, боль, в левую половину груди, под лопатку, и поползла куда-то в руку. Неприятная, но не такая уж и сильная — он перетерпит. — Я стесняюсь? Да, я стеснительный. Знаю, что в наше время смешно быть таким. Но я стесняюсь лишь тех людей, которые от меня зависят. Иногда сводит ногу. Сейчас подобным образом свело что-то в груди, в левой ее половине, и держало, и тянуло, и ныло, холодя все тело. — С чего вы взяли? Конечно, я не плачу. Это ветер забрасывает капли в отрытое окно… Рябинин очнулся. Он сидел лицом к окну и держал на коленях трубку, охрипшую от писка. С кем он разговаривал? С аптекой? С аптекой. Попросить бы какого-нибудь валидола. Он положил трубку на аппарат. Но телефон ждал этого, зайдясь в настойчивом звоне. Кто это? Наверное, опять не туда попали… — Да? — Сергей, с кем по ночам треплешься? — буднично спросил Вадим. — С одним дураком. А как ты меня нашел? — Звонил по всем телефонам прокуратуры. И все не отвечают, но один занят. — Тебе звонила Лида? — Да. — Как она? — Нормально, уже, наверное, спит. А что у тебя голосишко смурной? — Она тебе рассказала… — Из-за этого, что ли? — Вадим, ты же знаешь… — А ты знаешь, — перебил инспектор, — на что жалуются современные женщины? Нет настоящих мужчин, хотя народу в брюках много. — Есть неопровержимые улики. — Неужели ты, мужчина средних лет, столько проработавший следователем, никогда не слыхал о провокациях? — Слышал, но сам… — Ах, слышал? А мне вот давали деньги в кабинете, присылали переводом домой, клали в карманы… Мне подсовывали женщин, спиртное, копченую колбасу, дубленку и даже место продавца в мясном отделе… — Да, но ты не брал, а я вроде бы взял. — Уж не собираешься ли ты сказать это прокурору? Тогда гаси свет. Инспектор помолчал, собираясь с новым раздражением, но оно, видимо, кончилось, потому что теперь сказал ровно: — Старик, гаси свет и ложись спать на диван. Там должен быть кожаный, протертый прокурорскими телами диван. Есть не хочешь? — Какая еда… — А то у меня лежит в холодильнике две пачки пельменей. Я б сварил — и к тебе с кастрюлькой. Или ты чаю хочешь? — Спасибо, дома пил. — Утречком я подъеду. — Зачем? — Поговорить с прокурорами. — Они не станут тебя слушать. — Ну, плохо ты меня знаешь. Если не будут слушать, я привезу Леденцова. А он про себя говорит, что любому даст сто очков вперед, и все в импортной оправе. Кстати, совет — пиши стихи. — Какие стихи? — Какие получаться. «Средь шумного бала, случайно…» Или такие: «Понравилась грибу-боровику сыроежка из родного бора…» Пиши — помогает от нервов. Старик, утром встретимся. Пока. «Старик». Слово, избитое юнцами, у инспектора прозвучало с исконным смыслом: старик, а значит — умный и добрый. Впервые так назвал. Да разве Рябинин не знает всего того, что сказал ему Вадим? Если бы жилость только умом, то грудь не стягивала бы проволочная боль. Но Вадим и звонил, чтобы ослабить эту боль. Спасибо, старик. Телефон ожил вновь — еще не остыла трубка. — Да… — Мне следователя прокуратуры Зареченского района, юриста первого класса, товарища Рябинина. — Я слушаю. — С вами говорит не брюнет, не шатен, не блондин. Догадались? — Нет, не догадался. — Рябинина удивили не только слова, но и голос, игривый и разудалый, словно звонили из ресторана. — На проводе инспектор уголовного розыска лейтенант Леденцов. — А-а, привет. — Как состояние здоровья, Сергей Георгиевич? — Вроде бы ничего, — улыбнулся Рябинин: спасибо тебе, Вадим, старик. — А мое подкачало. — Что такое? — А все кащею и кащею. — В каком смысле… кащею? — Худею от оперативных нагрузок. К примеру, сейчас нахожусь на дежурстве и чешу репу. — Что чешешь? — Голову, значит. Задумали мы тут с ребятами спортивную викторинку, а мне поручили сочинить вопросы. Не послушаете? — Послушаю. — Вопрос первый: какой вид спорта требует физической вилы не больше, чем у месячного ребенка? — А какой? — Шахматы. Вопрос второй: почему болельщики, кричащие «Судью на мыло!», никогда не уточняют на какое — на хозяйственное или на туалетное? — Неплохо. — Вопрос третий: почему скачки на дрессированной лошади считают спортом, а скачки на дрессированной корове — цирком? — Смешно. — Вопрос четвертый: можно ли бокс назвать интеллектуальным занятием, поскольку в нем бьют кулаками непосредственно по интеллекту? — Сам придумал? — Товарищ капитан помог. Ну и так далее. Сергей Георгиевич, а вы знаете, кто оптимист и кто пессимист? Пессимист выпьет рюмку коньяка и поморщится: клопами пахнет. Оптимист раздавит клопа и обрадуется: коньяком пахнет. — Намек понял, старик. — Желаю здравствовать, Сергей Георгиевич. Рябинин положил трубку. Спасибо, ребята. Ему сейчас все годится злость Вадима, и спортивная викторина, и старый анекдот. Спасибо, старики. Но не хватало слов еще одного человека… С чего он взял, что она спит? Да разве она заснет… Он набрал номер, прижавшись к не остывающей всю ночь трубке. — Лида… — Сереженька! — Не спишь? — Как и ты. — Какая темная ночь… — Сереженька, ведь были и темнее. — Дождь льет… — Лили и не такие. — Холодно… — Бывали и морозы. — Грибы поджарила? — На завтрак, к твоему приходу. — Только не пережарь. Как там домовой? — А его нет, он ушел к тебе. — Да, он здесь, поэтому я спокоен. Хочу вот лечь на диван и поспать. А ты? — Я тоже ложусь. — Спокойной ночи, Лидок. — Спи, Сереженька… Из дневника следователя (на отдельном листке). Главное достижение цивилизации не атомная энергия и не ракеты, не телевизоры и не автомобили, не кофемолки и не санузлы… Главное достижение цивилизации — гуманизм. |