Онлайн книга «Семь сестер»
А я буду следить за всеми вами с небес. Твой любящий отец Па Солт Я сидела, не выпуская письмо из рук, и видела, как дрожат мои руки. Само собой, письмо следует перечитать еще раз, а может быть, и не раз. Одна фраза из письма поразила меня. Неужели отец знал? Я набрала по мобильнику номер телефона Марины и попросила ее прийти ко мне в Павильон. Через пять минут она уже была здесь и сразу же заметила, какое у меня расстроенное лицо. Мы вместе прошли в гостиную. Раскрытое письмо по-прежнему лежало на журнальном столике. – Ах, Майя! – воскликнула Марина, простирая ко мне руки. – Представляю, как ты расстроилась. Еще бы! Это все равно, что услышать голос отца с того света. Но я не поспешила в ее объятия. – Ма, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Ты рассказала Па Солту о… нашем секрете? – Конечно, нет! Поверь мне, Майя! Ни за что на свете я бы не предала тебя. Как ты могла подумать такое? Добрые глаза Марины наполнились обидой. – Так он ничего не знал? – Конечно же, нет. Откуда ему было знать? – Но в письме есть строки, которые заставляют меня думать, что папа что-то знал… – Покажи! – Пожалуйста. Вот здесь. – Я взяла со стола письмо и вручила его Марине. Она погрузилась в чтение, а я стала внимательно наблюдать за ее лицом. Наконец она оторвалась от письма и посмотрела на меня. Выражение ее лица стало спокойнее. Она понимающе кивнула. – Понимаю, почему ты так нервно отреагировала на эти строки, но, честно говоря, мое мнение такое: отец просто делится с тобой своим собственным опытом. Я со всего размаха плюхнулась на диван и обхватила голову обеими руками. – Послушай меня, Майя. – Марина невесело покачала головой и вздохнула. – Отец прав. Все мы совершаем ошибки. Поступаем, как нам на тот момент кажется правильным. А для тебя, единственной из всех сестер, чувства других людей, их переживания всегда были на первом месте. Особенно если это касалось твоего отца. – Да, ты права. Больше всего на свете я боялась подвести папу. – Знаю, милая, знаю… Как знаю и то, что твой отец больше всего на свете желал, чтобы вы все, девочки, были счастливы и любимы. И чтобы жили в полной безопасности и в согласии с самими собою. Самое время вспомнить об этом и не забывать впредь… В такой-то день. А еще я думаю вот что. После смерти отца пора тебе подумать о себе и о том, чего ты хочешь. – Марина резко повернулась и поднялась с дивана. – Электра объявила, что уезжает прямо сейчас. И Тигги тоже. А Сиси с самого утра позвонила Гофману и вместе со Стар отправилась к нему в женевский офис. Алли сидит на кухне за своим ноутбуком. – Ты в курсе, они уже прочитали папины письма? Хотя бы кто-то из них? – спросила я, собираясь с чувствами. – Если и прочитали, то мне они на этот счет ничего не сообщили, – ответила Марина. – Может, хочешь присоединиться к нам за обедом? Пока не уехали Электра и Тигги. – Приду, обязательно. Прости меня, Ма, за то, что я усомнилась в твоей преданности. – Прочитав письмо, я понимаю, что у тебя были все основания для такого сомнения. Пока побудь одна, успокойся, а потом приходи. Обед в час дня. Там и увидимся. – Спасибо, – прошептала я в ответ, глядя, как Марина выходит из комнаты. Возле входных дверей она остановилась и развернулась ко мне лицом: – Майя, мне бы очень хотелось иметь такую дочь, как ты. И люблю я тебя точно так же, как тебя любил твой отец. * * * Когда Марина ушла, я снова села на диван и дала волю слезам. Казалось, все то, что копилось в моей душе долгие годы, вдруг прорвалось наружу и обернулось потоками слез. К своему стыду, я полностью утратила контроль над собой и своими эмоциями: меня затопила волна жалости к самой себе. Я точно знала, что плачу, потому что жалею себя. Не отца оплакиваю, не его неожиданный уход из жизни, не те страдания, которые он, быть может, испытал в предсмертные мгновения. Нет, я плачу, потому что мне больно, что папы больше нет, и ко мне вдруг пришло страшное осознание того, насколько я недостойна быть его дочерью. Я ведь даже не смогла довериться ему и рассказать всю правду. Каким же негодным человеком я была! Что я натворила! И почему именно сейчас я заново переживаю все то, что случилось когда-то и что, казалось, не имеет прямого отношения к папиной смерти? Я веду себя сейчас еще хуже Электры, попыталась я взять себя в руки. Но собственные увещевания не помогли. И слезы продолжали катиться градом. Я совсем забыла о времени, а когда наконец в глазах у меня немного прояснилось, то я увидела перед собой Тигги. Лицо у нее было озабоченным. – Ой, Майя! А я зашла к тебе, чтобы сказать, что мы с Электрой скоро отбываем. Хотим попрощаться с тобой. Но я не могу уехать и оставить тебя в таком состоянии… – Нет-нет, все в порядке, – шмыгнула я носом в ответ. – Прости, просто… – За что ты просишь у меня прощения? – Тигги присела рядом со мной и взяла меня за руки. – Ты же тоже живой человек, как и все мы. Мне кажется, ты порой забываешь об этом. Она мельком глянула на письмо, которое все еще лежало на журнальном столике. И я тут же инстинктивно схватила его. – Сильно расстроилась, да? – участливо поинтересовалась она у меня. – Да… то есть нет… Мне было трудно, точнее, невозможно, объяснить сестре все те чувства, которые обуревали меня сейчас. А ведь Тигги из всех сестер всегда была мне самой близкой и родной. Я возилась с ней с самого раннего детства, как маленькая мать со своей дочерью. Да и она привыкла всегда и во всем полагаться на меня, зная, что, в случае чего, я буду рядом. – Ланч ты, между прочим, уже пропустила, – сказала она. – Какая жалость! Прости… – Пожалуйста, перестань извиняться. Мы все прекрасно понимаем, и мы все тебя любим. Мы знаем, что значит для тебя смерть папы. – Нет, ты только посмотри на меня! Куда девалось мое пресловутое трезвомыслие? Ведь я же была тем человеком в семье, который всегда разруливал проблемы других. А теперь сама расклеилась по полной. Ты уже прочитала папино письмо? – Пока еще нет. Мне хочется, во всяком случае, я так чувствую, забрать его с собой в Шотландию. Уединиться где-нибудь среди тамошних бескрайних лугов и болот и прочитать. – А я вот решила прочитать здесь. Ведь это же мой дом. Я здесь выросла. Ах, Тигги! Я чувствую себя такой виноватой, такой виноватой… – неожиданно призналась я. – Почему? – Потому что я плакала не из-за папы, а из-за себя самой. Я себя оплакивала, понимаешь? |