Онлайн книга «55»
|
– Ушиб серьезный. Возможно, и правда перелом, – проговорил Харлан. Хит попробовал повернуться и сморщился. – Конечно, перелом. Я же чувствую. – Придется снять наручники, – сказал Харлан. – Зачем? – спросил Чендлер и посмотрел на Хита, пытаясь найти причину для отказа. – Надо проверить подвижность. Исключить наиболее опасный диагноз. – А без этого никак? Харлан понизил голос. – Нет, если не хотите, чтобы он неудачно повернулся и проткнул себе легкое. Чендлер перевел взгляд на Хита. – Ладно. Мистер Баруэлл, встаньте лицом к стене. Хит немедленно повиновался. Чендлер снял с него наручники и развернул. Лицо Хита было искажено болью и страхом, лоб покрывала испарина. – Никаких резких движений, или отправишься в камеру – неважно, есть переломы или нет. Хит кивнул, и Чендлер усадил его на скамью, а сам встал на расстоянии вытянутой руки. Харлану пришлось втиснуться между ними, чтобы продолжить осмотр. Он взял Хита за запястья и вытянул вперед. – Вот, сынок, держи их так. Хит послушался, переводя взгляд с врача на сержанта и обратно. Чендлеру отчего-то становилось не по себе, особенно когда Харлан отодвинул его в сторону, чтобы освободить место для маневра. – Ну как? – спросил Чендлер, желая как можно скорее покончить с этим. Хит открыл рот; Чендлер ждал, что оттуда вырвется стон… Подозреваемый вскочил со скамьи и толкнул врача на сержанта. – Стоять! Чендлер попробовал увернуться и достать пистолет, но Харлан не удержал равновесия, и оба повалились на бетонный пол, словно пара огромных костяшек домино. Хит тем временем рванул к двери, а снаружи на помощь спешил Ник. – Ник, держи!.. Хит среагировал первым, сгруппировался и сшиб парня с дороги, точно регбист, бегущий к зачетной зоне. Однако на вторую линию обороны он не рассчитывал. На пути беглеца возник Митч и с неожиданной для тощей фигуры силой захватил его. Хит запутался в ногах и отлетел к дальней стене коридора. Судя по воплю, на сей раз ему было по-настоящему больно. Митч, однако, не отставал. Мигом оседлав подозреваемого, он заломил ему руки за спину и придавил коленом к полу. Послышались еще крики и ругань. – Какого хрена у вас Баруэлл не в камере? – рявкнул Митч, обращаясь к Чендлеру. Забыв помочь врачу, сержант вскочил. Он чувствовал, будто оказался прямо под раскаленным софитом, жгущим его сквозь крышу. – Харлану нужно было осмотреть… – Ты что, специально даешь им улизнуть? Они что тебе, вымирающие звери: поймал, нацепил бирку, отпустил? – Он жаловался на боль в груди. Надо было проверить… – Мне больно! – простонал Хит, прижатый к полу. Митч не слушал. – В наручники его и под замок. – Сэр… инспектор, прошу вас… – взмолился Хит. – Они на пару с Гэбриэлом хотят подставить меня. Или прикончить. Я повидал этого сброда. Спасите! * * * – Почему не поставили меня в известность сразу же, как только задержали Гэбриэла? – спросил Митч и навис над Ником. Тот ощутимо сжался. – Ник тут ни при чем. Это я так решил, – вмешался Чендлер. – Я понял, сержант. Мне просто интересно, насколько ваш идиотизм заразен. Даже оказавшись снова взаперти, Хит не прекращал сыпать жалобами и безумными обвинениями. – Инспектор, этот ваш сержант в сговоре с Гэбриэлом! Они хотят все свалить на меня! – Прекратите шуметь, мистер Баруэлл, – велел Митч. – Нет уж, так просто вы меня не заткнете! – проорал Хит. Перестав обращать на него внимание, Митч заговорил с доктором Харланом, который приходил в себя на деревянной скамье напротив камер. – Может, вколете ему что-нибудь успокоительное? – И тут же, не дожидаясь ответа: – Хотя нет, не надо. Я хочу еще раз его допросить. Но начнем с Гэбриэла. Убрав задвижку, инспектор вдруг сменил гнев на милость и вежливо-уважительно обратился к парню: – Ну, как вы здесь поживаете? Пока Митч налаживал контакт, Чендлер тоже заглянул в щель. Гэбриэл все еще лежал на койке, только смотрел теперь на дверь. Несмотря на широко распахнутые от ужаса глаза, тело у него было напряжено, как у змеи перед броском. Чендлер поспешил выбросить это сравнение из головы. Все из-за Хита. И как можно было так легко попасться? Слава богу, Митч не дал очередному подозреваемому сбежать. Вот только давящее ощущение долга и мрачной благодарности не приносили никакого удовольствия. – Выведите его, сержант, – приказал Митч. Чендлер приблизился к Гэбриэлу, готовый отреагировать на любое резкое движение, попытку напасть или сбежать. Нужды в этом не было. Парень не сопротивлялся и покорно шел в допросную; только раз нервно оглянулся на камеру Хита. Усадив его на стул и сняв наручники, Чендлер поинтересовался у Гэбриэла, не требуется ли ему медицинская помощь. – Никаких врачей, пока я их обоих не допрошу, – перебил Митч. Гэбриэл не спорил, лишь на мгновение в его глазах мелькнуло нечто ледяное, непохожее на страх: то ли смирение с болью, то ли досада на добровольную сдачу. Это был уже третий допрос на сегодня, но Чендлеру присутствовать при нем не довелось. – Вы свободны, сержант, – сказал Митч, когда Чендлер занял позицию рядом с допрашиваемым. – Но я знаю его показания. Его и Хита. Во взгляде Митча читалось плохо скрываемое раздражение: – Со мной будут мои люди. Мне нужны свежие уши, сержант. Значит, придется наблюдать из комнаты с аппаратурой. Не ахти, но лучше, чем пребывать в неведении. Чендлер уже выходил, как Митч окликнул его: – Там, снаружи вьются репортеры. Сам знаешь, они как зомби: стоит одному почуять, чем поживиться, как вылезают все. А теперь, сержант, – он повысил голос, – уясните следующее: говорить с ними буду только я. Понятно? И людям своим передайте. Я уже заявил, что, пока ведется разбирательство, никаких комментариев не будет, и не хочу, чтобы вы какой-нибудь идиотской репликой все испортили. Короче, лучше вообще помалкивайте. В участок вернулись Лука с Джимом. Таня тоже, она как раз готовила аппаратуру для записи, чтобы не упустить ни единого слова и жеста, щелкая переключателями и крутя ручки настройки. В наушниках, сдвинутых на одно ухо, она напоминала диджея самого крохотного и унылого клуба в мире. Пока шел разогрев, из динамиков доносился голос Митча, который вальяжно беседовал с Маккензи и Саном, совершенно не обращая внимания на сидящего тут же Гэбриэла. Наконец звук прояснился настолько, чтобы разобрать самые незначительные перепады в тоне. Микрофоны были готовы записывать все: от мимолетных замечаний до внезапных откровений. Можно начинать исповедь. |