Книга Похищение, страница 98 – Джоди Пиколт

— Но так нельзя!

— На каком основании?

«На таком основании, что я люблю ее».

Никто не решается заговорить, пока Фиц проводит Делию к трибуне и открывает перед ней деревянную дверцу. Двигается она медленно, осторожно. Усаживаясь, не смотрит ни на меня, ни на отца. Внутри нее танцуют призраки — я вижу их силуэты в окнах, ранее служивших ей глазами.

— Мисс Хопкинс, — говорит Эмма, — вы помните что-либо о сексуальных посягательствах со стороны Виктора Васкеза?

Делия качает головой.

— Зафиксируйте в протоколе, что свидетельница дала отрицательный ответ, — говорит Эмма. — У меня все.

Судья переводит взгляд в мою сторону.

— Мистер Тэлкотт?

Я готов уже было мотнуть головой — лучше пускай меня вскроют кухонным ножом, чем заставят опять допрашивать Делию, — но Крис Хэмилтон хватает меня за руку.

— Если ты не подожжешь фитиль немедленно, — шепчет он, — нам конец.

И я встаю. «Прости меня, — мысленно взываю я к ней. — Я делаю это ради тебя».

— Вы действительно не помните сексуальных посягательств со стороны Виктора Васкеза?

Она удивленно смотрит на меня. Уж от кого-кого, но от меня она никак не ожидала такого язвительного тона.

— Мне кажется, забыть такое достаточно проблематично, — говорит она.

— Возможно, — спокойно соглашаюсь я. — С другой стороны, как вас похитили, вы тоже не помните.

Я отворачиваюсь, чтобы не видеть, какую рану ей нанес.

Судьба распоряжается так, что перерыв требуется не мне, а Эмме: пять минут спустя у прокурора отходят воды. Ее отвозят в больницу на «скорой помощи», а следующее заседание назначают через пять дней.

Делию с Фицем я нахожу в конференц-зале на верхнем этаже, где они нашли укрытие от обезумевших и, как кажется, размножившихся за день журналистов. Она по-прежнему в смятении, но теперь к нему примешана явная злоба.

— Как ты мог так поступить со мной? — кричит она. — Ты все это придумал!

Я подхожу к ней. У меня неожиданно возникает чувство, что это — лишь мыльный пузырь в форме Делии, и если я подойду слишком близко, то он попросту лопнет.

— Честное слово, Ди, это никакой не заговор. Я не знал, что это произойдет.

Когда она смотрит на меня, у меня сердце обливается кровью.

— Тогда почему я вообще не знала, что это произошло?

Потому что я трус — таков мой беззвучный ответ.

— Мне нужно ехать в тюрьму, — мягко говорю я. — Поговорить с твоим отцом.

Легонько сжав ей плечо, я выхожу из зала и бегом пускаюсь к тюрьме Мэдисон-Стрит, где прошу разрешения встретиться с Эндрю.

Для взятия показаний нужно было нанять следователя, а не делать все самому, тогда я мог бы оспорить его слова и спасти это дело. Я молча жду, пока Эндрю усядется и заговорит первым.

— Что теперь будет? — наконец спрашивает он.

— Давайте-ка вы сперва объясните, что уже было.

Он кладет руки на изрезанную столешницу и проводит большим пальцем по корявой надписи «Тупак жив!».

— Сам посуди, какой еще мужик будет волочиться за бабой, которая, во-первых, замужем, во-вторых, пьяница, а в-третьих, живет с маленькой дочкой.

— Эндрю, — в отчаянии говорю я, — нельзя же бросать бомбу под конец суда! Почему вы не упомянули об этом раньше? Я бы выстроил идеальную линию защиты.

— Мне удавалось скрывать это двадцать восемь лет, чтобы она могла жить нормальной жизнью.

Я в бессилии дергаю себя за волосы.

— Эндрю, у нас нет никаких доказательств. Даже Делия не помнит, как это происходило.

Не успев договорить, я припоминаю мелкие детали, намеки, за которые следовало зацепиться. Вспоминаю наш первый разговор о драке с Виктором. «Я видел его, — сказал тогда Эндрю. — Видел, как он ее целует». — «Элизу?» — спросил я, и он, помешкав, кивнул.

Или та медицинская карточка, которую мы читали вместе с Делией. Сосредоточившись на укусе, я даже не обратил внимания на то, что она не давала себя раздеть. Или на то, что у четырехлетней девочки нашли инфекцию мочеполовых путей.

— Что теперь будет? — повторяет Эндрю.

А вот что: Эмма вернется после родов и подаст прошение об исключении рассказа Эндрю из протокола. Судья, скорее всего, прошение удовлетворит. Присяжных — и без того сомневающихся, ибо кто же прячет такой козырь в рукаве, как не отъявленный лжец? — попросят не учитывать эти показания. А Эндрю, черным по белому признавшегося в похищении, признают виновным.

Я не хочу, чтобы эти пять дней он готовился к долгим годам в тюрьме. В моих силах защитить его от будущего хотя бы на этот срок. Поэтому я смотрю ему в глаза и нагло вру:

— Не знаю, Эндрю.

Лишь выйдя из здания тюрьмы, я понимаю, что сам ничем не лучше, чем он.

Домой я добираюсь уже в сумерках. Делия, поглаживая Грету, сидит на ступеньках трейлера.

— Привет! — говорю я, опускаясь перед ней на корточки. — Ты в порядке?

— А ты сам не знаешь? — Голос у нее хрупкий, как стекло. Она раздраженно смахивает волосы с лица. — Потому что я о себе уже не знаю ничего.

Я сажусь на ступеньки, и Грета, словно поняв, что я принял вахту, уходит.

— Где Софи?

— Спит.

— А Фиц?

— Я отправила его домой. — Она подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. — Знаешь, сколько я встречала людей, которые даже не знали, что заблудились, пока не становилось слишком поздно? Туристы, свернувшие не там, новички за рулем, неправильно державшие карту, — все они думали, что находятся в каком-то другом месте. И до сих пор я им, по большому счету, не верила.

— Солнышко, послушай…

— Я больше не хочу слушать, Эрик. Я больше не хочу, чтобы мне рассказывали, кем я была раньше. Я, черт возьми, хочу сама это помнить! — На ее глаза набегают слезы. — Что со мной не так?

Я протягиваю руку, чтобы обнять ее, но едва я ее касаюсь, она будто каменеет.

«Он поглаживал ей спинку…»

«А потом полез под юбку…»

Она поднимает блестящие от слез глаза.

— Софи… — говорит она. — Они были вместе. Вдвоем.

— Но ты же успела. — Я сам хочу в это верить. Она опускает голову, погружаясь в раздумья. — Если тебе что-то понадобится, я буду в доме.

Она заправляет пряди за уши, кивает. Впрочем, Делию всегда беспокоил не поиск, но осознание, что ты заблудился.

Право выбора — вот что делает нас людьми. Я могу в любой момент отставить бутылку, а могу допить. Я могу сказать себе, что держу все под контролем; могу убедить себя, что парой глотков меня не загонишь обратно в выгребную яму.